Вечером Гитлер провел последнюю беседу с генералом Вейдлингом, который прибыл в бункер с трехдневной щетиной и выражением лица, с которым собираются сообщить плохие новости. По его словам, у немецких войск, защищавших Берлин, «боеприпасов осталось на два дня», и он призвал Гитлера отдать приказ о прорыве. Геббельс, который также присутствовал при разговоре, высказал возражение. Но Гитлер, казалось, просто хотел положить этому конец. Он сказал: «Мы просто бежим от одного Кесселя к другому. Я, фюрер, буду спать в открытом поле или в фермерском доме… и просто дожидаться конца? Будет намного лучше, если я останусь в канцелярии».

Вскоре после того, как молодожены удалились в апартаменты Гитлера, в дверях появилась разъяренная Магда Геббельс и потребовала аудиенции. Гитлер сказал офицеру, охранявшему его каюту, прогнать ее. Причиной тому было решение Гитлера покончить жизнь самоубийством и гнев, который охватил Геббельса, когда фюрер сообщил ему, что его долг – остаться в живых и продолжить борьбу. Заявление было странным при любых обстоятельствах. Трагедией его делало то, что Магда и Йозеф Геббельс планировали убить своих шестерых детей, прежде чем покончить с собой. «Мои дети слишком малы, чтобы решать за себя, – написал новый рейхсканцлер в защиту своего решения, – но… [они] безо-говорочно согласились бы с этим решением, будь они достаточно взрослыми».

В ту ночь в бункере зоопарка собралось такое количество народу, что сосчитать людей стало невозможно. Лестница и площадка пахли детскими подгузниками, рвотой и разлагающимися трупами. Люди сходили с ума и кончали жизнь самоубийством. Некоторые нашли место, чтобы присесть, и терпеливо ждали, пока смерть сама заберет их. Две пожилые женщины отравились в тот день, когда прибыли в бункер зоопарка, и в бурлящей толпе их разлагавшиеся тела оставались незамеченными в течение нескольких дней. На последнем совещании 29 апреля генерал Вейдлинг указал на статью в армейской полевой газете, в которой говорилось о неизбежном освобождении Берлина, и сказал своим коллегам: «Люди лучше знали».

Утро 30 апреля начиналось, как и любое другое утро с момента прибытия Красной армии в Берлин, за исключением того, что советские пушки грохотали всего в нескольких улицах от фюрербункера, а Йозефу и Магде Геббельсу было все труднее скрывать правду от своих шестерых детей, которым 22 апреля, когда семья Геббельсов поселилась в бункере, сказали, что Германия побеждает. Ева Браун провела утро с Траудль Юнге. Первые несколько минут разговора были неловкими. Браун теперь была фрау Гитлер, а Юнге, как и другие обитатели бункера, не знала, как к ней обращаться. «Можете смело называть меня фрау Гитлер, – сказала Браун с улыбкой. Затем она открыла гардеробную, вынула мех чернобурки и протянула Юнге. – Я хочу подарить тебе это пальто на прощание, – сказала она. – Мне всегда нравилось, когда меня окружали хорошо одетые женщины».