Жестокие противоречия вызвало в империи дело губернатора Ямайки Эйра, которого обвинили в систематическом варварстве в отношении чернокожего населения. Правда, на каждого человека, осуждавшего отвратительное обращение Эйра с рабами, находился человек, который его одобрял. «Мы слишком нежничаем с нашими дикарями. Мы носимся с ними больше, чем с самими собой, — сказал Теннисон Гладстону. — Негры — это тигры, негры — это тигры». Подобные комментарии в устах выдающегося литератора своего времени наглядно показывают, насколько глубокие корни пустил в империи расизм. Никто точно не знал, что происходит в закоулках Калькутты, на улочках Бриджтауна или на плантациях Южной Нигерии. Можно ли было утверждать, что вся империя находится под властью закона? Это стало одной из причин, почему в феврале 1868 года Дерби, прислушавшись к мнению врачей, ушел на покой. Он возглавлял свою партию в течение 22 лет, установив рекорд, который с тех пор никому не удавалось побить.

Итак, оставался только Дизраэли. Королева писала своей дочери, наследной принцессе Пруссии: «Мистер Дизраэли — премьер-министр! Какое гордое звание для человека, поднявшегося из народа!» Можно поспорить, насколько Дизраэли заслуживал такого наименования — он никак не походил на человека, только что отершего с лица угольную пыль, — но принцесса понимала, что имела в виду ее мать. В любом случае он унаследовал свое правительство меньшинства от Дерби и был вынужден ждать, пока всеобщие выборы не упрочат его положение. «Да, — заметил он, — мне все-таки удалось взобраться на вершину смазанного жиром столба».

Один из привратников палаты общин описал поведение Дизраэли во время заседаний. Он «поднимался по отдельной лестнице для парламентариев и торжественно и медленно проходил через вестибюль, обычно в полном одиночестве, не заговаривая ни с кем из проходящих мимо». Войдя в палату, он «садился, скрещивал руки на груди и неподвижно оставался в этом положении, устремив глаза в пол, до тех пор, пока не наступало время подняться и говорить». В отличие от большинства коллег, он никогда не сидел в палате в шляпе, «потому что не выражал неудовольствия, не смеялся и крайне редко приветствовал происходящее. В основном он просто сидел, как невозмутимая статуя… Окруженный со всех сторон членами своей партии, он не выглядел одним из них — он был так же далек и так же непохож на них, как его народ далек от всего остального мира». Произнося речь, он поначалу всегда говорил натянуто, но постепенно воодушевлялся. Его представления о том, каким должен быть премьер-министр (если предположить, что у него были подобные идеи), отражены в образе лорда Рохэмптона в его романе «Эндимион» (Endymion; 1880): «Взгляните на лорда Рохэмптона — вот настоящий человек. Его нисколько не волнует, вырастут или упадут доходы. Он думает о настоящей политике, об иностранных делах, о том, как поддержать нашу власть в Европе». Он редко вступал с противниками в словесные поединки. Когда Гладстон произносил речь, Дизраэли обычно притворялся спящим, но на самом деле он всегда был начеку. Если Гладстон допускал ошибку, Дизраэли быстро поправлял его.