Я полагаю, он очень умен, и притом добродушен: он изо всех сил старается опустить свой ум до уровня моего, но ему это не удается. Он всегда стоит выше меня. Он не просто беседует — он рассуждает, и, увы, чем больше он говорит, тем меньше я его понимаю. Кроме того, в приверженцах «высокой церкви» есть нечто такое, что я не могу точно определить, но хорошо чувствую в их присутствии, — нечто иезуитское. Они как будто никогда не дают себе воли. Одним словом, он для меня недостаточно легкомысленный. Даже если замочить его в кипятке, хорошенько выстирать и выкрутить, не думаю, что из него удастся выжать хоть каплю веселья.

Гладстон организовал четырехдневные дебаты для обсуждения трех резолюций по Ирландии, одна из которых касалась отмены церковных податей. Он протолкнул Закон о реформе ирландской церкви, который не только отделил ее от государства, но и лишил ее пожертвований. При всей своей запутанности и противоречивости этот акт действительно помог умиротворить Ирландию, одновременно смягчив недовольство и католиков, и пресвитериан. Он также должен был стать первым шагом к примирению с ирландцами. Гладстон говорил три часа, и даже Дизраэли признал, что ни одно слово его речи не было сказано впустую.

На самом деле Гладстон мало знал об Ирландии и никогда не бывал там, но обладал хорошо развитым чувством момента. Однажды он сказал: «Самый поразительный дар, врученный мне, — это умение понимать суть фактов определенной эпохи и их взаимное соотношение». Другими словами, у него было высокоразвитое и глубоко интуитивное историческое чутье, на которое он и полагался, выбирая время для действия.

В 1870 году он подготовил ирландский земельный билль истинно гладстоновской сложности, при этом оставшись верным обещанию, которое дал, когда рубил деревья в своем поместье. Теперь арендаторы могли получить компенсацию за любые улучшения, которые вносили в свои жилища, и могли требовать компенсации, если их выселяли по каким-либо причинам, кроме неуплаты. В долгосрочной перспективе эти меры почти ничего не изменили, но Гладстону понадобилось много сил и изобретательности, чтобы провести предложение через палату лордов, где, естественно, были настроены враждебно к любым мерам в пользу арендаторов. Примечательно, что Дизраэли не поднял шума из-за закона, который вполне можно было назвать антиторийским. Фигурально выражаясь, он закрыл ладонями глаза, уши и рот. Гладстон также предложил королеве основать в Ирландии резиденцию для королевской семьи, чтобы сделать приятное ирландскому народу. Виктория с ужасом отвергла эту идею: у нее и без того было слишком много мрачных, продуваемых сквозняками дворцов.