Его убеждение подкрепила петиция 21 000 британских подданных, уитлендеров, просивших родину разобраться в запутанных делах Южной Африки. Милнер и Крюгер встретились в Блумфонтейне, чтобы попытаться уладить разногласия. Военный секретарь Милнера писал: «Конференция проходит довольно вяло… а между тем наши уитлендеры теряют терпение и вот-вот расстроят всю игру». Крюгер, суровый, как африканский бегемот, продолжал упорствовать. Милнер считал, что, приложив больше усилий, он все-таки сможет «довинтить» Крюгера. (По крайней мере, так это назвал Чемберлен. Возможно, в этот момент его мысли были заняты чем-то другим.) Английским военным в последнее время удалось добиться некоторых успехов. В начале сентября 1898 года Китченер уничтожил армию махдистов в Омдурмане, и через два дня британский и египетский флаги развевались над дворцом в Хартуме. Как минимум лично для Китченера это был шанс отомстить за смерть Гордона. За этой победой последовало успешное столкновение с французами в Фашоде: французы отплыли, чтобы избежать сражения. Все это воодушевляло военные власти, а затяжные переговоры между Крюгером и Милнером вызывали у них все больше нетерпения. Многие повторяли слова Сесила Родса, утверждавшего, что Крюгер «блефует, стоя перед жерлом пушки». Пишущие машинки английских журналистов раскалялись от все более горячих призывов к действию.
Развитию событий ненадолго помешала смерть Гладстона в 1898 году. Он вернулся в замок Хаварден, где принимал колониальных премьеров, приехавших в Англию на бриллиантовый юбилей королевы. В преклонном возрасте его заботило уже не столько самоуправление Ирландии, сколько засилье джингоизма, воцарившегося в прессе и мюзик-холлах и ставшего такой же частью улицы, как апельсиновые корки под ногами и праздничные флажки. По большому счету дела империи его никогда не интересовали. Он страдал невралгией тройничного нерва, вскоре перешедшей в рак. Он умер 19 мая 1898 года в возрасте 88 лет и — вполне в духе нового времени — был доставлен к месту погребения в Вестминстерском аббатстве поездом лондонской подземки. Некоторые считали его одним из последних препятствий на пути неуклонного прогресса государства, для других он был одним из последних памятников былого величия нации.
И вот настало время разоблачить блеф Крюгера. Он собрал «иностранную бригаду», в которую вошли военные из Ирландии, Африки, Германии и Пруссии. В ответ англичане привлекли силы со всех концов империи: австралийцев, канадцев, новозеландцев и индусов. «Для вмешательства имеются веские основания», — написал Милнер в официальной дипломатической ноте. Британцы превратились в белых илотов, бесправных уитлендеров. Когда британские полки выступили из Бомбея и Калькутты, Смэтс в своем секретном меморандуме заявил: «Южная Африка стоит на пороге ужасного кровопролития». Им предстояло либо потерпеть поражение и превратиться в презираемых изгоев, либо стать отважными основателями Объединенной Южной Африки. Солсбери написал в меморандуме: «Я убежден, что голландские лидеры Трансвааля, Оранжевого Свободного Государства и Капской колонии достигли взаимопонимания и согласились бросить все имеющиеся средства на восстановление голландского превосходства в Южной Африке. Если такова их точка зрения, война неизбежна, и нам лучше вступить в нее, пока мы не ссоримся ни с кем другим». За два месяца до этого он писал: «Я вижу, впереди нас ждут неизбежные и обширные военные действия — и все это ради людей, которых мы презираем, и территории, которая не принесет Англии ни прибыли, ни власти». Впрочем, для Солсбери это был вопрос не власти, а скорее престижа. Необходимо было выяснить, кого в Южной Африке можно называть «главным».