В 1891 году Уайльд также написал для Fortnightly Review политическое эссе «Душа человека при социализме», в котором подверг критике «глупость, лицемерие и филистерство», пронизывающие английскую культуру. Уайльд гневно выступал против английского общественного мнения, которое, по его словам, обрело с помощью прессы деспотическую власть над искусством, политикой и частной жизнью людей.
«Душа человека…» раскрывает Уайльда как сторонника анархического социализма. Его нападки на лицемерие прямо связаны с историей Парнелла и теми журналистами и парламентариями, из-за которых он был вынужден оставить политику после того, как в конце 1890 года обществу стало известно о его отношениях с замужней дамой Китти О’Ши. Критика Уайльда свидетельствует о безоговорочном принятии ирландского самоуправления и собственного ирландского происхождения, которое признавали все, кто хорошо его знал, от англичанина Альфреда Дугласа до его соотечественников Шоу и Йейтса. Ирландское происхождение позволяло Уайльду понимать и высмеивать англичан поздневикторианского периода, потому что он был для них одновременно своим и чужим — говорил на их языке, но не разделял ценностей и взглядов, пропагандируемых этим языком и неразрывно связанных с ним.
О языке Уайльд сделал несколько интересных замечаний. «По духу я француз, — говорил он о себе зимой 1891 года, — а по происхождению ирландец, но англичане приговорили меня изъясняться на языке Шекспира». Во время своего лекционного тура по Америке в 1882 году он также сказал: «Я не знаю более замечательного свойства кельтского гения, чем та живость и артистизм, с которыми мы приспособились к английскому языку. Саксонцы захватили наши земли и оставили их в запустении. Мы взяли их язык и вложили в него новую красоту». Политические отношения Англии и Ирландии позволяют взглянуть на парадоксы роскошной прозы Уайльда в новом свете: он был колониальным подданным, который переворачивал с ног на голову и приукрашивал язык колонизаторов, разоблачая его скрытые предрассудки и двойные стандарты. Не случайно Уайльд (как и Сэмюэл Беккет) писал не только по-английски, но и по-французски, а в начале 1890-х годов даже хотел принять французское гражданство после того, как английская цензура запретила ставить на лондонской сцене его пьесу «Саломея», написанную на французском языке. «Я не англичанин, — сказал он тогда журналисту. — Я — ирландец, а это совсем другое». Острое замечание для того времени, когда Ирландия номинально считалась частью Соединенного Королевства.