Кононов с Обертфельдом вывалились из под тента и побежали на блеск автоматных выстрелов.

— Держи его, суку! Эй, он тут, еханая мать… Козлы, да у них холостые, вали их! Товарищ капитан, отходим! — неслось им навстречу из за черного пятна кустарниковой поросли. Неожиданно оттуда вывалился здоровенный десантник, в прилипшем к голове, мокром берете, изодранном маскхалате и с совершенно безумным выражением лица.

Увидев перед собой двух офицеров, он кинулся к ним:

— Товарищи офицеры, нас только что обстреляли боевыми патронами! У нас есть убитые! Прошу вас, свяжитесь с нашим посредником! Тут произошла какая то роковая ошибка! Ошибка! Им выдали боевые…

Кононов вскинул «Макаров», но десантник скорее автоматически, чем обдуманно, резко ударил ему в кисть носком кованого ботинка.

Выстрел пришелся вверх, и пистолет полетел в сторону, вращаясь, как бумеранг. Обертфельд задергался, засуетился, вытаскивая из кобуры пистолет, но это оказалось ненужным. Так ничего и не понявшего десантника прошили автоматной очередью из кустов. Вокруг разлетелись вязкие черные капли. Причем одна из пуль сбила фуражку с пригнувшегося Кононова.

— Идиоты, чуть меня не пристукнули! А ну, тащи всех сюда!

Освещая себе путь фонариками, боевики выволокли на полянку двух еле дышащих десантников.

— Во, братки, десантура, играли в «Зарницу» и доигрались… — прошипел Кононов, с сожалением рассматривая свою простреленную фуражку, валяющуюся в грязной жиже.

Боевики связали пленных «козлом». Из темноты, ковыляя, появился Муха. Он вытирал стекающую из под волос кровь, кажущуюся в темноте абсолютно черной. Рядом с ним стоял и разводил руками тщедушный, похожий на хронического туберкулезника боевик:

— Вот, наскочили в темноте, Муху схватили, поволокли. Вроде как «языка», наверное. Хорошо, я услыхал. Они сразу ногами на меня махать, тоже вроде как в плен сдавайся. В штаб к себе оттащим. А как я могу в штаб… У меня ж побег из зоны… Обратно не хочу… А они… Ложись, говорят, мы тебя условно ранили, и давай мне в живот холостыми тарахтеть. Вон, все хэбэ на пузе прожгли. Беспредел полнейший… А я думаю, на кой хрен мне светиться как пленный у них в части. У меня ж побег… Ну, я и шибанул из «акаэма»… — Боевик из могиловской штурмовой группы несколько замялся, ожидая реакцию начальства на это объяснение. Те молчали, разглядывали связанных «десантников диверсантов».

«Так… Здесь везде, вовсю стреляют… — быстрым потоком пошла в мозгу Обертфельда обработка информации, — не придадут значения. Учения, как везде… Диверсанты… Их тоже ищут подразделения — истребители условного противника… А эти вроде как просто затаились, легли на дно? Реально. Минимум шесть часов у нас есть. Пока их хватятся… Будут искать… по рации. А эти, предположим, не выходят на связь, опасаясь перехвата, или ушли в другой район. Вполне реально… Отпустить их? Ни в коем случае нельзя. Уже есть трупы, и они нас видели в лицо… Но этого туберкулезника, идиота, стрелка нужно куда то деть, от греха…»