— А вот мне кажется, что этот день 20 июля 1944 года станет великим днем в немецкой истории. Многострадальный народ сбросит бесноватого диктатора, а вермахт ему в этом поможет. Сигнал «Валькирия» получен, а это значит, что Адольф Гитлер убит в своей ставке, в Растенбурге. А в Берлине по сигналу «Валькирия» подняты охранные батальоны. Радиостанция в Кенинг Вустерхаузене захвачена нашей танковой разведротой. Охрана СС разоружена и блокирована. Вермахт поможет своему народу. Кстати, герр штурмбаннфюрер, сдайте оружие. — Манфред Мария фон Фогельвейде решительно выбросил ладонь вперед.
После зловещей паузы эсэсовец отдал свой пистолет. Манфред, не говоря больше ни слова, повернулся и пошел к своему танку.
Ни командир учебного полка фон Фогельвейде, ни тысячи других заговорщиков еще не знали, что фюрер во время покушения отделался только легкими травмами. Заговор потерпел катастрофу…
Когда Манфред взобрался на башенную броню и обернулся, эсэсовцев прикладами заталкивали в одну из машин пехоты. Рядом стоял капитан артиллерист и демонстративно срывал со своего мундира эмблему державного орла со свастикой. Манфред с силой зашвырнул отобранный «люгер» в кювет.
Сквозь неясные разводы двигающихся фигур и звуков, словно разносящихся в пустынных подземных переходах, до слуха Алешина дошла вполне реальная фраза…
— Замок меня до белого каления доведет, еханный в рот!
Это Лузга не выдержал и зло саданул в дверь ногой.
— Кто то приехал! — почти одновременно с этим испуганно воскликнула Наташа, глядя на улицу через тюль занавесок. Алешин тяжело поднялся из кресла и подошел к окну. Перед глазами прыгали ярко оранжевые круги.
Вермахт…
«Валькирия»…
Фюрер…
Манфред…
Он с усилием потер ладонями глаза и посмотрел на людей, вылезающих из такси:
— Это он! Этот немец. Тот, который нам нужен…
— Чего делать то, делать то чего?! — заметался по комнатам Лузга. Алешин отправил его на лестничную площадку этажом выше и сказал, чтобы он уходил один, если их задержат и «заварится каша».
Сквозь оранжевые всполохи Алешин видел нечто странное…
…Виванюк еще крепче сжал нож. На поляну вынырнул человек в изодранном черном танковом комбинезоне, с разбитым, грязным лицом и пистолетом в руке. Он кинулся к убитому, лежащему в траве, упал на колени и надолго застыл, вглядываясь в белое лицо мертвеца и утирая слезы остатками рукава.
Виванюк видел только широкую спину этого немецкого танкиста. Он старается не смотреть на него, чувствует, что тот может ощутить тяжелый, злобный взгляд. Наконец танкист сложил руки убитого на груди, закрыл ему глаза и обернулся. Виванюка пробрала нервная дрожь. Такого страшного лица он никогда не видел. Казалось, этот танкист выбрался из ада. Немец оторвался наконец от трупа своего убитого товарища и подошел к распятому телу девочки. Теперь он был в трех шагах от Виванюка и тот сгруппировался для бегства. Или решительного броска. Он зачем то обтер лезвие о подол рубахи и затаил прерывистое дыхание. Танкист совершенно обезумел, стоя около умирающей девочки. Он нагнулся над ее телом и сдавленно воскликнул: