Фонарик тем временем продолжал шарить вокруг, проносясь над самыми головами притаившихся в траве людей.

— Борисов, у тебя пиво есть? — высунулся из палатки смутный силуэт.

— Нет.

— Ну и придурок. Со скуки тут с вами помрешь.

— А этот не проявлялся? — спросил, судя по голосу, Звонарь.

— Да сдался он тебе. Подох он давно. Иначе вылез бы. Как же без воды и жратвы? Но это большой секрет для шефа. Пусть думает, что в галерее камушки шуршат. Бродит, мол, он, завывает. А тут в палатке закрылся от комарья — и спи. Все лучше, чем в этом еханом бункере, рядом с бомбами. Еще долбанет… — Теперь уже все четверо хмурых боевиков стояли у провала и свет фонарей иногда выхватывал из сумрака их маски лица, прихотливо расписанные тенями, вроде тех, какими пугают друг друга дети, подсвечивая фонариком лицо снизу вверх.

Лучи скользили по вороненым частям новеньких автоматов АКМС, захватывали пестрое одеяние «караульных». На одном оказалась желтая бейсбольная кепка с длинным козырьком и запачканная зеленой краской куртка с надписью «Монтана». Другой был в накинутом офицерском бушлате и линялых джинсах. Остальные более менее держались армейского стиля.

— Ну ладно, мы пошли. Курьер сегодня должен «Калигулу» привезти. Посмотрим. Там, говорят, весь фильм баб дрючат…

— Угу. Смотрите аккуратней. У расщепленной березы флажки вроде сбились… На мину не наступите, ну давайте…

— Не учи отца сношаться!

Двое смененных побрели куда то в глубь ореховых зарослей. С их стороны вдруг отчетливо запахло жареной свининой и кофе.

Видимо, в основном бункере готовили еду. Или кто то просто решил подкрепиться посреди ночи. Татаринов осторожным движением отогнал комаров от лица:

— Ничего не пойму. Это не солдаты, видимо. Лексика, то есть слова у них не те. Хотя солдаты тоже так могут выражаться. Но по возрасту они больше на старших офицеров смахивают. Не пойму. Аппаратуру какую то стерегут они тут, что ли.

Манфред почувствовал, как участилось сердцебиение и заныли старые осколки разрывной пули в правой щиколотке. Он сделал глубокий вдох, чтобы подавить неожиданно возникшее волнение:

— А парень то этот, Алешин, в Москве, вроде сказал правду.

— Какой парень? — почти в голос спросил кагэбэшник.

Манфред быстро прикрыл ему рот своей широкой ладонью.

— Все потом, герр майор. — Он приподнялся на руках и сделал знак Фритцу, будто что то обвязывал вокруг руки.

Хольм Фритц и Ганс Николь поднялись из травы и медленно пошли к палатке. Они двигались абсолютно бесшумно, будто бестелесные создания. Татаринов заметил, что оперативники ставят ноги не сверху вниз, а слегка проволакивают ступни вперед, но не касаясь при этом земли. Мелкие сучки таким образом отгребались в стороны, и толстенные подошвы ботинок тихо вставали на очищенный, болотистый, мягкий грунт.