— Ничего себе подготовка, — пробурчал себе под нос Татаринов. Оперативники тем временем остановились буквально в полуметре от входа в палатку, из которой слышался треск настраиваемого радиоприемника. Тусклый свет пробивался из щели между брезентовыми завесами входа.

«А теперь «Маяк» передает концерт для полуночников. Для тех, кто в пути», — раздался из приемника мягкий женский голос диктора.

— Оставь это, Звонарь. Сделай погромче, пока я схожу отлить…

Внутри палатки зашевелились. Звякнуло что то стеклянное.

— Осторожно, придурок, компот разобьешь! Прется, как боров.

Фритц и Николь слились с деревьями. Из палатки вылез один из охранников — тот, что был в желтой бейсбольной кепке. Он повесил автомат на шею и начал расстегивать ширинку, одновременно примеряясь к первому попавшемуся дереву.

Оперативники сработали молниеносно. Только хрустнули шейные позвонки да зашуршали по траве каблуки уволакиваемого в сторону тела. В тот момент, когда Фритц резко выворачивал голову боевика, приемник в палатке разразился песней:

«Люблю… ую, ую…» — слабо отозвалось лесное эхо. Совсем рядом заквакала потревоженная лягушка. Заворочалась в траве и мокро запрыгала подальше. Комаров стало столько, что Татаринов снимал их с лица одной сплошной жужжащей кашей. Манфред сочувственно улыбнулся, на его лице была тонкая противомоскитная сетка, спускавшаяся с верхнего обреза капюшона.

Тем временем, оставшийся внутри боевик сначала подпевал радиоприемнику, жутко фальшивя и заменяя некоторые слова песни на матерные, потом встревожился:

— Борисов, сколько можно ссать? Борисов, язык проглотил?

Звонарь высунулся из палатки, выставляя вперед дуло автомата.

Через доли секунды Фритц резко выдернул оружие из его рук, а Николь аккуратно ударил ребром ладони по вытянутой шее. Боевик крякнул и повалился лицом вниз.

— Все, — тихо сказал Ганс, обращаясь в сторону Фогельвейде.

— Я надеюсь, второй жив? — спросил Манфред, поднимаясь с земли и с удовольствием закуривая сигарету.

— Сейчас очухается. Будет говорить…

Все остальные, кроме Татаринова, тоже закурили, пряча в кулак огоньки сигарет. В палатке коптила керосиновая лампа, подвешенная на рыболовном крючке прямо за ткань к потолку.

На низком столике, сколоченном из старых плесневелых досок, стояли несколько начатых банок тушенки, открытый термос с дымящимся кофе, полбуханки белого хлеба и джем в стограммовых упаковках «Аэрофлота». На одеялах, рядом со столом, на которых, видимо, сидели караульные, валялась книжка Александра Дюма «Три мушкетера», две грязные подушки без наволочек и каталог «Отто», открытый на странице рекламы женского нижнего белья.