Ну ладно. Пою дальше. Сцена в игорном доме. Альфред вылетает из-за кулис, как конь, копытом бьет землю, и дым у него идет из ноздрей. Виолетта хочет объяснить Альфреду ситуацию, я выскакиваю к Виолетте, и между нами должен происходить диалог:

— Что сказать вы мне желали?

— Чтоб скорей вы уезжали! Оставаться вам опасно.

— Понимаю, но напрасно.

И я почему-то спел свою фразу, а потом еще и фразу Виолетты. Так сам с собою и разговариваю. И вижу, у Бэлы Руденко, тогда еще приезжавшей в Большой в качестве гастролерши, круглые глаза. Она смотрит на меня и ничего не может понять. Потому что она поет свое, а я вступаю вместе с ней и пою во весь голос ее фразы. Так вот, увлекся-с, увлекся-с. Но мало того! Альфред должен прийти в игорный дом с деньгами, а я и деньги забыл. Благо какие-то деньги лежали на столе. Я так незаметно подворовал их со стола, медленно пододвинул к себе, а потом расплатился ими»[88].

Суфлерам иногда приходилось несладко. Однажды во время оперы «Фауст» в филиале перед сценой Вальпургиевой ночи, как всегда, погасили свет для смены декораций, всего на несколько секунд. Иван Петров, певший Мефистофеля, в темноте машинально отступил на два шага назад, угодив прямо в суфлерскую будку, покрытую плетеным материалом, из которого обычно плетут корзины: «Я приземлился на эту крышку, она страшно заскрипела, слегка оглушив суфлера, который, в испуге закричав “Ой, боже мой!”, мгновенно исчез — его как ветром сдуло. Он даже не понял, что произошло. Все же я успел вовремя выскочить из будки и встать в позу, за мгновение до света». Находившиеся на сцене участники Вальпургиевой ночи еле сдерживались от хохота.

Не будет преувеличением сравнить работу суфлера со «скорой помощью». Уровень его подготовки иллюстрирует такой факт. Старейший работник оперы Сергей Макаров, служивший суфлером Большого театра с 1976 года, дважды экстренно заменял дирижера на спектаклях «Юлий Цезарь» Генделя и «Трубадур» Верди. Кроме того, как концертмейстер он нередко репетировал с певцами, писал музыку, вокальные циклы на стихи Сергея Есенина и кантаты. Так что консерваторское образование для суфлера совсем не редкость, а даже непременное условие работы. Это музыканты высокого уровня. Суфлер порой больше информирован об артисте, чем все его поклонники, вместе взятые, ибо наблюдает его совсем рядом, да еще и на сцене в самый ответственный момент. В истории Большого театра сохранились имена суфлеров, работавших еще с Шаляпиным и Собиновым. Это, например, Александр Иосифович Лангфиш, обладавший каким-то особым предчувствием — когда именно певцу может понадобиться его помощь.