– Я тебе покажу правду, щенок! – буйным туром взревел старый боярин. И быть бы Любиму биту ещё, но Вышату перехватил князь.

– И верно, за что, – сказал Чурила, останавливая его руку. – За правду не бьют.

По его лицу нельзя было понять, гневался он или шутил. Вышата опустился в стременах, с трудом глуша в себе неистовую ярость. Немного погодя эта ярость удивит его самого. Он ли, Вышата, заступался за постылого…

Но это будет потом. Пока что, медленно остывая, он только замахнулся на сына:

– Пропади с глаз… змеёныш!

– Вот где хазарчонок, – шепнул Радогостю Ратибор. – Светозару твоему до него ещё…

Одноглазый боец в ответ только покривился. Смотрел он на Любима так, что подошедший Халльгрим именно по его лицу понял – ярлов сын сказал какие-то страшные слова.

– Реттибур ярл, – спросил он Ратибора. – Зачем Вестейн побил сына? Я что-то не разобрал.

Друзья переглянулись.

– Затем, – проговорил Ратибор, поразмыслив, – чтобы он, кутёнок, в чужие миски носа не совал.

Загадочный ответ заставил было Халльгрима призадуматься. Но ненадолго – серый конь нёс к нему Вигдис.

А Звениславка действительно принимала гостя. Рано утром явился во двор Хельги Виглафссон – один, без свиты. Спросил княгиню. Та поспешно велела звать, и отроки проводили его наверх.

– Здравствуй, Ас-стейнн-ки дроттнинг, – сказал Хельги. И поклонился ей совсем по-словенски – в пояс.

– И ты здравствуй, Виглавич, – отозвалась княгиня.

Им по-прежнему было трудно разговаривать друг с другом, и оба знали почему. Но Хельги неожиданно улыбнулся, отчего лицо стало ласковым и редкостно красивым.

– Муж твой возвращается, Ас-стейнн-ки… Уже сегодня обнимешь его. Знаю, не до меня… Давно хотел я посмотреть, как ты теперь живёшь, да не мог прийти без подарка. А нашёл подарок, так не ко времени…

– Да ты что же стоишь, – спохватилась Звениславка. – Сядь!

Хельги сел. И положил к себе на колени вышитую кожаную сумку.

– Подумал я, – сказал он, – что золотом тебя теперь не удивишь. Твой конунг, если захочет, с ног до головы тебя озолотит. Да ещё обидится, что Хельги Виглафссон бедняком его посчитал…