Бесспорно, Распутин имел огромное влияние на императрицу, не раз убеждавшуюся в его способностях целителя. Григорий Ефимович использовал ее покровительство для помощи нужным людям, получая за такие посреднические услуги не самое большое вознаграждение. Впрочем, он, бывший крестьянин, имея теперь десятки тысяч рублей на карманные расходы, чувствовал себя поистине богатым человеком. И охотно сорил деньгами.

Записки, в которых он просил того или иного министра «помочь хорошему человеку», продавались посредниками за сходную цену, поскольку не давали их обладателям никаких гарантий. Но многие чиновники действительно выполняли пожелания Распутина, предпочитая видеть в нем союзника, а не противника. Назначение же того или иного сановника на руководящую должность зависело, как правило, именно от Александры Федоровны, которая в письмах царю часто ссылалась на мнение старца как на дополнительный довод в пользу своей креатуры[361].

Это не значит, что время от времени у Распутина не появлялись собственные политические идеи. Правда, они не выходили за рамки обычного крестьянского здравого смысла. Понимая, что «немец умен», он настойчиво выступал против войны с Германией, действуя и здесь в унисон с Александрой Федоровной. Затем, когда война все-таки разразилась, через императрицу он советовал Николаю II следить за ценами и бесперебойным снабжением Петрограда продуктами, подумать над разрешением земельного вопроса и о будущем трудоустройстве демобилизованных. Зная все, что произошло позже, кто назовет эти советы неразумными? Хотя для того, чтобы их давать, вовсе не требовалось обладать даром предвидения.

Николай II, кстати, относился к Распутину без особого пиетета, однако, когда перед ним выложили очередную порцию компромата на старца, грустно заметил: «Пусть лучше будет десять Распутиных, чем одна истерика государыни.»[362].

Так и остался Григорий Ефимович в Петрограде, где нашел свою гибель.

Понимая, что многие подданные видят в ней чуть ли не агента кайзера, императрица усиленно демонстрировала свой великороссийский патриотизм и приверженность к православию, что, впрочем, никого и ни в чем не убеждало.

Как покровительница Российского Красного Креста в период Первой мировой войны она много времени и сил посвящала заботам о раненых и беженцах. Вместе с дочерьми Ольгой и Татьяной прошла обучение сестринскому делу у княжны Веры Гедройц (одной из первых в мире женщин-хирургов) и даже ассистировала ей во время операций. На собственные средства организовала несколько лазаретов и санитарных поездов[363].