Любовница, а затем и супруга Екатерина Алексеевна также рисковала жизнью, сопровождая его в бесконечных походах. Если поначалу главным мотивом ее действий была забота о собственном политическом выживании, то постепенно личные интересы срастались с интересами России, хотя, будучи вознесенной на престол, она, конечно, так и осталась служанкой, если не по кругозору, то по интеллекту и менталитету.

Можно сказать, что краткое царствование Екатерины II стало своего рода тестом для созданной Петром государственной машины, которая, по мнению многих, должна была сломаться сразу после его кончины. Однако машина продолжала функционировать даже в экстремальных условиях, при резко выросших коррупции и некомпетентности высшего руководства. И это значило, что Россия действительно стала другой, сменив старомосковский кафтан на мундир империи.

Трудно сказать, насколько своим высоким предназначением проникся Петр II, поскольку он умер в слишком молодом возрасте. В любом случае его краткое царствование позволило несколько «выпустить пар», накопившийся у сторонников московских традиций, ничего не меняя при этом кардинально.

Анна Иоанновна также воспринималась как сторонница старомосковских традиций, хотя за два десятилетия своего вдовства прониклась Европой гораздо глубже, нежели Петр I. И конечно, сколько бы немцев ее ни окружало, как хозяйка Российской империи в своей политической практике она руководствовалась именно российскими интересами.

События 1740–1741 годов можно трактовать как борьбу между двумя ветвями Романовых – Иоанновичами и Петровичами, хотя такая трактовка отражает лишь малую грань исторических реалий. Иоанновичи уже не могли выступать как сторонники старомосковской линии, поскольку даже по крови были в гораздо большей степени иностранцами. Дочь же Петра I и Екатерины – Елизавета, напротив, воспринималась как хранительница национальных традиций.

Пожалуй, именно в 1740–1741 годах вопрос о чистоте крови и засилье немцев впервые из умозрительных разговоров стал частью политической практики, сыграв не последнюю роль в перевороте, вознесшем на престол «дщерь Петра Великого».

Вторично в аналогичной плоскости вопрос прозвучал в 1762 году, когда наполовину (если не на три четверти) немца Петра Федоровича обвинили в обслуживании прусско-немецких интересов. В результате патриотично настроенные заговорщики привели к власти уже стопроцентную по крови немку Екатерину II. Очередной парадокс заключался в том, что реально курс в отношении Пруссии поначалу не изменился, но использование во внутриполитической борьбе подобной карты себя оправдало.