– Вон!

Но Брисеида не отступается:

– Убей меня! Этим ты его не оживишь. Он стоил десяти таких воинов, как ты. Десяти! А ты послал его на смерть!

Крик, который у него вырывается, нельзя назвать человеческим:

– Я пытался его удержать! Я велел ему оставаться на берегу!

– Нет, ты вынудил его туда пойти! – Брисеида делает шаг в его сторону. – Он отправился сражаться, чтобы спасти тебя и твою драгоценную честь. Потому что не мог видеть, как ты страдаешь!

Ахилл закрывает лицо руками. Но она и не думает жалеть его.

– Ты никогда не был его достоин. Не знаю, почему он вообще тебя любил. Ты думаешь только о себе!

Их взгляды встречаются. Ей страшно, но она не сдается:

– Надеюсь, Гектор тебя прикончит.

Он хрипло выдыхает:

– Думаешь, мне этого не хочется?

Он с рыданиями кладет меня на нашу постель. Мое тело обмякает там – в шатре тепло, скоро его заполонит запах. Но он как будто ничего не замечает. Он держит меня в объятиях всю ночь, прижимаясь губами к моим холодным рукам.

На рассвете его мать возвращается со щитом, мечом и только что выкованным, еще теплым бронзовым нагрудником. Она глядит, как он облачается, и даже не пытается с ним заговорить.

Он не ждет ни мирмидонян, ни Автомедона. Он мчится по берегу, мимо вылезающих из шатров ахейцев. Те хватают доспехи, бегут за ним. Они такое ни за что не пропустят.

– Гектор! – кричит он. – Гектор!

Он сметает наступающих троянцев, крушит лица и груди, метит их искрами своей ярости. Не успевают их тела упасть, как он уже несется дальше. Поредевшая после десяти лет войны трава пьет густую кровь царевичей и царей.

Но Гектор ускользает от него, дарованная ему богами удача прячет его за колесницами, за людьми. Никто не зовет его бег трусостью. Если Ахилл его настигнет, ему не жить. Он одет в доспехи Ахилла, на снятом с моего трупа нагруднике – изображение феникса, которое ни с чем не спутаешь. Когда они проносятся мимо, воины глядят на них во все глаза: можно подумать, будто Ахилл гонится сам за собой.