Я вижу, как он весь подбирается, готовясь перейти в последнюю отчаянную атаку. Он начинает выпад, целит мелькающим мечом в голову богу. На какую-нибудь долю секунды Скамандру приходится отступить, уклониться от удара. Этого мига и ждал Ахилл. Он напрягает мускулы для последнего единственного удара – и взлетает в прыжке.

Впервые в жизни он действует недостаточно быстро. Бог отвечает на удар и яростно его отражает. Ахилл оступается. Движение совсем незаметное, он всего-то легонько покачнулся, я чуть было и сам все не пропустил. Но бог его замечает. И нападает на Ахилла в тот самый крошечный обрыв времени, когда он оступается. Описав убийственную дугу, посох летит вниз.

Он ни о чем не догадывался, да и я тоже – а надо было. Эти ноги не оступались – никогда, а я ведь знал их столько лет. Случись ему ошибиться, его подведут не они – не эти изящные кости, не эти округлые изгибы. Ахилл наживил крючок человеческой слабостью, и бог жадно проглотил наживку.

В атаке Скамандр открывается, и в этот просвет Ахилл и целит мечом. На боку у бога расцветает рана, и река снова становится золотой – от сукровицы, сочащейся из ее владыки.

Скамандр не умрет. Но сейчас ему, усталому, ослабевшему, придется уползти в горы, откуда берут начало его воды, чтобы залечить рану и набраться сил. Он оседает в воду и исчезает.

Пот стекает по лицу Ахилла, он хрипло дышит. Но не останавливается.

– Гектор! – кричит он.

И погоня начинается вновь.

Где-то перешептываются боги.

Он одолел одного из нас.

Что будет, если он нападет на город?

Час гибели Трои еще не пробил.

А я думаю: не бойтесь за Трою. Ему нужен один Гектор. Гектор, и только. Гектор умрет, и он остановится.

Возле высоких троянских стен есть рощица – пристанище священного ветвистого лавра. Здесь наконец Гектор останавливается. Двое воинов глядят друг на друга сквозь листву. Один – смуглый, стоит уверенно, будто врос в землю корнями. На нем золотой шлем, золотой нагрудник, начищенные до блеска поножи. Эти доспехи были мне впору, но он крупнее меня, плечистее. У самого горла, между металлом и кожей – прогалина.

Лицо второго искажено так, что его почти не узнать. Он еще не обсох после речного сражения. Он вскидывает ясеневое копье.

Нет, умоляю я его. Он ведь держит в руке собственную смерть, он ведь прольет свою кровь. Но он меня не слышит.