– Потому-то я пришел к тебе. Моего интереса тут нет. Я всего-навсего честный человек, который борется за справедливость.

– Разве справедливо бросать тень на славу моего отца? Дозволять простолюдину запятнать ее?

– Патрокл не был простолюдином. Он был царским сыном в изгнании. Он верой и правдой служил нашему делу, многие воины его уважали. Он убил Сарпедона, который по силе уступал лишь Гектору.

– В доспехах отца. При помощи отцовской славы. Сам он ничем не прославился!

Одиссей кивает:

– Верно. Но слава – странная штука. К одним она приходит после смерти, другие же, умерев, исчезают из людской памяти. Одно поколение восхваляет то, что будет ненавистно другому. – Он разводит широкие ладони. – Нам не дано знать, кто выйдет живым из всепоглощающего огня забвения. Как знать? – Он улыбается. – Может, когда-нибудь прославлюсь и я. И может, еще больше, чем ты.

– Сомневаюсь.

Одиссей пожимает плечами:

– Этого нам не дано знать. Мы – всего лишь смертные, мимолетные вспышки факелов. Те, кто придут после, могут как угодно возносить нас или покрывать позором. И может быть, в будущем Патрокл как раз вознесется.

– Нет.

– Тогда ты совершишь доброе дело. Благочестивый, милосердный поступок. Почтишь отца и позволишь упокоиться мертвому.

– Он запятнал честь отца, он запятнал мою честь. Я никогда этого не допущу. Забирай свое кислое вино и уходи!

Пирр говорит резко, слова ломаются будто ветки.

Одиссей встает, но не уходит.

– Есть ли у тебя жена? – спрашивает он.

– Конечно же нет.

– У меня есть жена. Я не видел ее десять лет. Я не знаю, жива ли она, не знаю, доживу ли я сам до встречи с нею.

Я всегда думал, что эта его жена – просто шутка, вымысел. Но теперь в его голосе нет ни капли мягкости. Каждое слово он проговаривает медленно, будто вытягивает его из огромной глубины.

– Я утешаюсь тем, что мы с нею будем вместе в подземном мире. Что мы с ней встретимся там, если нам уже не доведется встретиться в этой жизни. Мне бы не хотелось оказаться там без нее.

– У моего отца не было такой жены, – отвечает Пирр.