– Я не свинья, – возразила Ленка надменным голосом, – свинья – ты! И Юлька.

Юлька с гитарой вышла из своего убежища.

– Где паук? – спросила она, заметив осколки банки.

– Уполз в свой угол, – сказала Сонька, вешая на гвоздь полотенце, – он мой сосед. Не бойся его.

Повесив гитару, Юлька ногой сгребла осколки к стене, чтоб босая Ленка, уже ходившая взад-вперёд, об них не поранилась. Загремел товарный состав вагонов на сорок. Лампочка над столом начала качаться. Она качалась долго после того, как товарняк ушёл за пределы слышимости.

– Вы что мне в водку налили? – спросила Юлька, тяжело сев на стул. Её голова кружилась.

– Не бойся, не клофелину, – сказала Сонька, – от клофелина ты бы сейчас ползала по полу, мышей ловила!

Танька и Ленка уже смотрели на Юльку совсем иначе, чем четверть часа назад.

– Вот вы теперь знаете абсолютно точно, что я служила в прокуратуре и что у меня до сих пор дела с Мальцевым, – подытожила Юлька, подобрав с пола выпавшие из карманов Ленки предметы и положив их на стол, – но не дай вам бог убедиться в том, что и остальная часть моего рассказа – чистая правда! Я предлагаю в это просто поверить.

– Ну, и что дальше? – спросила Танька, – будем ходить толпой и отрывать бошки всем рыжим тёткам?

– Да это просто дерьмо какое-то! – возмутилась Ленка, – в натуре, …, это – бред!

 Умолкли. Настала ночь – ледяная, страшная, с грохотом поездов и волчьим стенанием над железной дорогой вьюги, почти пурги. Станция притихла. Один лишь ветер гулял по улицам, закоулкам и площадям, примыкавшим к ней. Вымершим казался и городок, построенный возле устья Москвы-реки. Ленка разлеглась кверху задницей на столе, уткнув подбородок в два кулака, и меланхолично отслеживала движение снежных вихрей за дребезжащим стеклом. Две её подруги сидели на столе рядом, грызя баранки и маленькие сухарики. Целый ящик стола был заполнен ими. Юлька также их грызла, чтоб не уснуть. Ей было неплохо. Зависть к бордюрщицам, мучившая её уже много лет, улеглась куда-то на самое дно души. Три худенькие вокзальные проститутки также не вызывали у неё жалости – ну, во всяком случае, той, которую вызывала Анька. У них, как и у неё, иных вариантов не было. Но они были счастливы. Отвращение ко всему, что интересует обычных женщин, настолько укоренилось в них, что только два дела казались им интересными – убивать друг друга и умирать друг за друга. У Соньки, правда, был какой-то Серёжка, однако Юлька нисколько не сомневалась в том, что она терпела его присутствие исключительно ради денег. Ведь Сонька, в отличие от своих подруг, была не с вокзала родом! Она казалась загадочной, и чем дольше Юлька наблюдала за ней, пытаясь понять, на что она может быть способна, тем больше путалась в своих выводах.