На вытянутой ветви карагача лежала сказочно-огромная кошка размером с телёнка. Она дремала, но проснулась, заслышав топот всадников: подняла голову, навострила уши и свесила хвост. Цвет у кошки был жёлто-палевый, как у выгоревшего тростника, на хребте и на хвосте – тёмные поперечные полосы, на ушах – кисточки. Кошка внимательно смотрела на людей.

– О! – восхитился зоркий Табберт. – Сей зверец есть сибирский пардус? Степной рыс? Тигор? Барс?

– Бабр, – пояснил Семён Ульяныч. – В тростянниках живёт.

В молодости он уже встречал в степи бабров. Раньше их было много.

– Кс-кс-кс-кс! – позвала Маша.

Она сидела в мужском седле боком, неудобно, но не жаловалась.

Кошка на карагаче презрительно изогнула хвост крючком.

Маша была в степи впервые. Она догадалась, что степь, показав ей бабра, приняла её. Незримые двери для неё отворены. И что там бабр – для Маши степь вся была полна ощущения чуда. Привычная тайга – она совсем не такая; тайга – она колдовская, когда одно получается из другого: из дерева – человек, из коряги – страшный дух, из мохового бугра – потаённый дом. А в степи всё иначе. Здесь нечто удивительное возникает из воздуха, из пустоты – потому и чудо. Степной простор будоражил душу: не может быть, что здесь ничего нет. Маша понимала: степь насыщена жизнью, только эта жизнь незрима. Степь подобна сну. Во сне человек видит столько всего разного, что дух захватывает; во сне человек живёт ярко и бурно, а внешне – просто лежит неподвижно, и всё. Но ведь душа в это время где-то пребывает, что-то делает, чувствует как наяву. Где находится страна сна? Неведомо! Но эта страна есть, она существует, и спорить незачем. И степь точно так же: где её жизнь? Неведомо! Но этой жизни много, и она повсюду!

Четырнадцать всадников – семеро джунгар, шестеро русских и швед – ехали от Тобола в глубину бесконечной равнины. Копыта коней стучали по сухой земле туго, словно по барабану. Джунгары были вооружены луками, а у Леонтия, Семёна-младшего, Ерофея и Табберта за спинами висели ружья. Силы были примерно равны. Ружьё стреляет вдвое дальше, чем лук, и бьёт наповал, зато из лука за время между двумя ружейными выстрелами можно выпустить четыре стрелы. Ружья хороши в бою, только когда их много.

Табберт ехал рядом с Ремезовым и то и дело приставал с вопросами.

– Сказать мне, Симон, – снова что-то надумав, заговорил он, – сей великий степ тянет себя без отверстия от Мугалий до Туреций?

– Ну, да, – согласился Ремезов.

– Здесь ходить гунн?

– Какой гун?

– Народ. Который взять себя откуда нигде и разрушить Рим.