На поляне Айкони наблюдала, как Пантила и Емельян спускают лодку на реку и проверяют, держит ли воду смоляная конопатка. Айкони понимала, что калданка повезёт её на смерть, и смотрела на неё как на плаху. Она очень надеялась, что Покачей и Епарка сейчас вернутся и тотчас разрежут на ней верёвки. Тогда она побежит в тайгу, и никто её уже не поймает.

Кусты закачались – кто-то там шёл, и на поляну вместо вогулов вдруг вывалился Новицкий. Никто его сразу и не узнал. Он припадал на одну ногу и двигался кособоко, словно окривевший медведь. Ржавая кольчуга казалась лишайником, будто Григорий Ильич оброс, как мёртвое дерево. Чёрно-седая щетина превратила его лицо в звериную морду. Ввалившиеся глаза глядели из ям с такой тоской, с таким нечеловеческим отчуждением, что этот взгляд уже никто не смог бы выдержать. Даже серьгу Новицкому где-то оборвало, и по шее текла кровь из разодранного уха. Григорий Ильич держал в руке саблю – саблей он прорубал себе дорогу в зарослях.

– Григорий! – изумлённо охнул отец Варнава.

Владыка распрямился, тревожно всматриваясь в Новицкого.

Пантила и Емельян поспешили от реки на поляну.

– Гриша, ты кольчугу отыскал? – ещё издалека крикнул Пантила.

Новицкий не ответил ему, даже не услышал его вопроса. Покачиваясь, он остановился напротив владыки.

– Ты ли это, Григорий Ильич? – тихо спросил Филофей.

Новицкий направил дрожащий конец сабли на Айкони, и Айкони сразу заёрзала, в ужасе отползая назад.

– Володыка, я Аконю з собою забраты, – прохрипел Новицкий и перевёл конец сабли на калданку. – И чолон тэж забраты.

– Опомнись! – строго и твёрдо ответил владыка.

Новицкий жалко усмехнулся, полез к горлу и вытянул из-под кольчуги гайтан с нательным крестом. Рывком оборвав крест, Новицкий прижал его к воспалённым губам, а потом наклонился и положил к ногам владыки.

– Тобы выддаю, – сказал он. – Выдтэпэр сэбэ с Хрыстом розлучаэ.

Владыка, не веря, покачал головой:

– Не ты говоришь!

– Нэмаэ боле полховныка Хрыхорья Новыцкохо, владыко, – с горечью произнёс Новицкий. – Я ужо нэ вон. Аконю забраты, и ийдэ.

– А кто тебе её отдаст? – вдруг дерзко и громко спросил Емельян.

В руке Емельяна тоже была сабля.

– А хто мэны еи взяты помэшаэ? – развернулся Новицкий. – Ты?

– Знамо, я, – нагло оскалился Емельян.