Они понравились друг другу – капитан Табберт и капитан Татищев. Татищев был на десять лет моложе Табберта, да и Сибирь знал не в пример слабее, поэтому Табберт отнёсся к комиссару с лёгким покровительством: для Табберта это было лучшей основой доброго расположения.
– Полюбуйтесь ещё на один сибирский куриоз, – любезно предложил он, заводя Татищева в заулок возле Воинского присутствия. – Сие чудовище есть ископаемый мамонт.
Татищев действительно изумился огромному костяку, стоящему за амбаром так же обыденно, как лошадь у коновязи.
– Его надобно бы в Кунсткамеру государю, – заметил Василий Никитич.
Табберт улыбнулся с видом «ну что я могу поделать?».
– А бивни напрасно ему в лоб влепили, – добавил Татищев. – Бивни из морды торчат, ибо мамонт суть тот же слон.
– У местных обывателей имеется сказание о звере Мамонте, который обитает в исполинской пещере близ града Кунгура, – начал Табберт.
Татищев, не перебивая, терпеливо выслушал рассказ шведа. Василий Никитич уже пожил в Кунгуре, уже знал сказание о подземном звере и даже осмотрел оную пещеру. Более того, он обследовал и другие провалы в земле в окрестностях Кунгура, брал воду из них и выпаривал, чтобы изучить осадок, – в котелках оставалась только вонючая известь. Сие означало, что вода растворяет известковые горы, с течением веков промывая в них ходы, и пещера, происхождение коей окрестные жители приписывают Мамонту, образована током подземных струй, а не усилиями какого-то сказочного существа. Но говорить обо всём этом фон Страленбергу Татищев не стал.
В Кунгур Василий Никитич был определён своей инструкцией, но в Кунгуре ему не приглянулось. Он искал способ устроить горные заводы так, чтобы губернатор, а тем паче коменданты не чинили заводам препятствий. Василий Никитич съездил в Соликамск и разведал, как солепромышленники изловчаются управляться с казённым начальством, но те приёмы для заводов не годились. И тогда он задумал вовсе отделить заводы от губернии, дабы вышло нечто вроде отдельного заводского государства. Для его столицы Татищев уже присмотрел хорошее место на Исети в невеликой дистанции от Уктусского завода. Теперь требовалось согласовать заводские интересы с предустановлениями сибирского губернатора. В успехе своего начинания Василий Никитич не сомневался, ибо новый губернатор Черкасский по общей аттестации был персоной робкой и на сопротивление немощной.
Князь Алексей Михалыч и вправду как огня боялся этих офицеров царя Петра – мелкопоместных, а то и вовсе нищих и безродных, зато напористых до дерзости. От них исходили только утеснения и тягостные утруждения: дай денег! дозволь! сделай без промедления что-нибудь немыслимое! И Алексей Михалыч давал, дозволял, делал, лишь бы отстали, но обмирал от страха.