Следуя за Фрателло под ярким солнечным светом и омраченным вулканическими серпантинами небом ДеКей рассказал Мэтью о том, что приключилось с Бромом Фалькенбергом, и о том, что Хадсон попытался убедить его сдаться. Рано утром один из табачных плантаторов обнаружил Хадсона — всего в крови с тяжелой раной от меча — на дороге. Его сразу же отвезли к доктору Лучанзе.
— Он, должно быть, пролежал там всю ночь, — тараторил ДеКей. — Потому что он отправился в путь вчера утром.
— Боже мой! — воскликнул Мэтью, шокированный этой ужасной новостью. — Почему мне никто не сказал?
— Хадсон запретил вам говорить. Я поступил, как он велел.
Пока они шли по задымленным улицам, со стороны дворца раздались два колокольных удара, и горожане, мимо которых они проходили, останавливали свою деятельность, чтобы послушать, как эхо разносится меж зданиями.
Очевидно, король Фавор звонил в колокол из своих личных покоев.
— Для чего этот колокол? — спросил Мэтью маленького человека, обладавшего, ко всеобщему удивлению, походкой великана.
— Это не ваша забота, — ответил Фрателло. — Мы сворачиваем здесь, ваш друг находится через две улицы отсюда, выше по склону.
ДеКей посмотрел на вывески, теперь казавшиеся ему зловещими. Покинув Апаулину вчера — после того случая с маской — он вернулся во дворец и попытался разобраться в происходящем в тишине своей комнаты. Но он не находил никакого смысла в своих мыслях, и это настолько парализовало его страхом, что он отказался от ужина. Он смотрел на свое лицо в зеркале Апаулины и видел его здоровым, без уродливых шрамов. Как такое могло случиться? Возможно, он сходил с ума… Но ведь и Апаулина тоже видела его лицо, она назвала его красивым. ДеКей продолжал думать о том, что сказал Мэтью, прокручивая эту мысль снова и снова.
Это было невозможно. Остров… должен быть просто островом. У него не могло быть ни души, ни мотивов… ни злого умысла. Но ДеКею хотелось поговорить об этом, и он задался целью вновь обсудить это с Мэтью, когда представится такая возможность.
— Здесь, — сказал Фрателло.
Они поднялись по каменным ступеням и вошли в дверь дома, выкрашенного в ярко-желтый цвет, с навесом в красную и белую полоску. Когда Мэтью переступил порог вслед за Фрателло и ДеКеем в помещение, которое в Нью-Йорке могло служить одновременно гостиной и аптекой, он испугался самого худшего. Ему ничего не оставалось, кроме как держаться за свои страхи и сосредотачиваться на настоящем моменте. Мысли бросались врассыпную, мешая ему изучить уставленное бутылками с растительными настойками и другими препаратами помещение.