Возвращаясь к описанию семьи в «Песне о Хюндле» как к самому подробному и точному портрету древнего клана, мы видим, что перечисленные в ней круги принадлежат Оттару и его родственникам целиком. Все, что имели союзные им семьи, пополняло удачу этой семьи. И это духовное слияние было гораздо более глубоким, чем нам представлялось вначале, поскольку родственники Оттара представляли собой не просто группу людей, а совокупность дел – удачи, чести и «судьбы». Имена членов этой семьи сопровождаются эпитетами и короткими описаниями, которые говорили о жизни, пульсировавшей в жилах старых героев, переходившей к их наследникам, в их дела и достижения, в которых проявляла себя их честь. Мы не можем понять сагу так, как понимали ее слушатели прежних веков, поскольку у них каждый эпитет и каждая строчка вызывали массу воспоминаний. Наши произведения литературы рассказывают людям историю – как все начиналось, развивалось и чем закончилось; древние же поэмы только напоминали или намекали на дела, которые жили в памяти людей. Они всплывали в памяти слушателей, и перед их глазами оживали картины минувшего.

Семья – это главным образом хамингья, и, подобно душе, она вселяется в нового родственника. Люди – лишь носители этой хамингьи, и их власть состоит в том, что они способны воспроизвести жизнь со всеми ее особенностями, которая текла в жилах их предков. Хамингья – это всегда настоящее, а прошлое реально в том смысле, что ее судьба снова и снова возрождается в последовательности поколений. Эти старые герои никогда не покидали реальности. Сигурд, Хрольв, Рагнар снова и снова рождались для жизни, снова появлялись в последующих поколениях, их подвиги снова и снова свершались потомками.

Хамингья – это явление настоящего времени, живое и единое, а не комплекс, разделенный на несколько человек. На примере Харальда или Оттара мы видим, как в отдельном человеческом существе встречается целый мир.

Признание хамингьи основополагающим понятием в культуре древних германцев предполагает иной взгляд на историю. История ранних германцев имеет совершенно другую структуру, это – не перечисление событий в хронологическом порядке, которые мы развешиваем по крючкам дат, а живые события, повторяющиеся вновь и вновь – в несколько измененном виде, возможно, но в целом те же самые – на протяжении сменяющих друг друга поколений.

Примитивной истории не хватает определенных временных пропорций, которые у нас составляют основание всей исторической правды, и, соответственно, она не может создавать блоки веков и строить из них пирамиды. Но примитивные или древние историки могут сделать то, чего не можем мы или чего еще не научились делать, – они могут представить прошлое как целое, объясняющее настоящее, в то время как наша история – это всего лишь длинная вереница безвозвратно ушедших людей.