В датской балладе о том, как Босмер ездил в Эльфланд, говорится, что эль, благодаря своему происхождению, содержит определенную долю чести и судьбы, а также воспоминания и жизненные цели, которые сами по себе вытесняют все остальное. Стиль симметричной баллады словно был создан для описания этого состояния; перед тем как попробовать еды эльфов, Босмер знал, что:

Но, напившись вина, он запел совсем по-другому:

С ним произошло то же самое, что и с Сигурд ом. В вино было брошено два зернышка эльфландской пшеницы, чтобы усилить эффект, – в этом не было ничего необычного, и сами зернышки, когда все уже было сказано и сделано, лишь только подчеркнули тот факт, что питье содержало природный продукт Эльфланда.

Пиво, которым напоили Сигурда и Хедина, был поистине колдовским напитком, ибо он был порождением зла и нес в себе зло. Оба в конце концов очнулись от забвения, и к ним вернулась память, но они уже никогда не стали прежними. Они лишились силы воли и пошли безо всяких сомнений по дороге, указанной им вином, которое стало основой всей их жизни. Верность Сигурда своим шуринам не ослабла после его пробуждения, а раскаяние Хедина в том, что он предал своего названого брата, вовсе не было раскаянием в современном смысле этого слова. Оно заставило его предложить восстановить права брата, но, когда это предложение было отвергнуто, у него не оставалось ничего иного, как только защитить свои права. Он решил, что единственный способ для него избавиться от звания обесчещенного – это сохранить свой нынешний характер и превратить его в свою честь, так же как и владельцы Тюрфинга должны были смириться с темной судьбой меча.

Сила и трагическое величие этих древних героев лежит в их простодушии; они никогда не пытались раздвоиться, и поэтому им был неизвестен трагический излом души, присутствующий у современных людей, которые презирают себя и мечтают стать такими, какими они никогда не смогут стать, – и никогда не будут достойны великой славы.

Сваренное в домашних условиях пиво было эликсиром жизни, который незаметно, день за днем, формировал психологию крестьян и королевского двора. Из него и родился фрит.

Если человек умирал один в чужой земле или на борту судна, то его спутники считали естественным объявить себя его наследниками, но не потому, что такое товарищество считалось отражением отношений в семье, а потому, что сердцем клана была совместная трапеза, и не только клана, но и всякого круга людей, чье единство было того же сорта, что и единство родственников. Фрит постоянно возрождался в ходе совместных трапез и особенно распития напитков, которые были насыщены удачей клана. Без этого связи ослабевали и родственники разбредались кто куда.