Осторожность была велика, но гостеприимство было сильнее. Читая труды Тацита, люди думали, что стол накрывался в тот самый момент, когда в дверях показывалась лишь тень чужеземца, и он был прав, когда утверждал, что никто не ждал особого приглашения. «Отказать человеку в убежище – величайшее злодеяние», – гласит норвежская поговорка. Оказав человеку гостеприимство, хозяин тут же пытался помочь ему в беде. Вспомним об исландцах, которые буквально втащили к себе в дом преследуемого человека, который однажды вечером постучал в дверь, в надежде укрыться от преследователей. Несмотря на то что хозяевам он не понравился, они, рискуя своей жизнью и благополучием, защищали его, открыто и тайно, а затем отправили к своим родичам («Сага о Гуннаре Убийце Тидранди»).

Цезарю тоже однажды повстречались люди вроде этих исландцев, и он выразил свое отношение к их гостеприимству такими словами: «Эти люди считали позором обидеть гостя. Кем бы он ни был и какие бы причины ни вынудили его искать приюта у чужих людей, они защитили его от беды. Гость священен; перед ним открыты все двери, и повсюду его ждет пища».

Только осознав контрасты, доведенные до предела, мы сможем понять гармонию этой культуры. Натура человека была цельной и обладала удачей – внутри его или снаружи, среднего не дано. Когда человек стоит лицом к лицу со своим соседом, должно произойти одно из двух: либо они будут перебрасываться гневными словами через бездонную пропасть отчуждения, которая их разделяет, и эти слова превратятся в оружие; либо объединят свои умы, и слова станут посланцами доброй воли, как это было с двумя враждующими мудрецами – Траси и Лодмундом, сумевшими договориться и повернуть воды тающего ледника к морю («Книга о занятии земли. Часть четвертая»).

Гость, разделивший трапезу с хозяином, входил в душу его дома и вбирал в себя часть его удачи, ибо хамингья дома либо сразу выталкивала чужака, либо делала его частью себя, поскольку ни один дом не позволял чуждому элементу существовать внутри своего организма.

Обычай более поздних времен, когда хозяин дома отвечал за все, что исходило из его дома, – всего лишь бледное отражение чувства личной ответственности за действия гостя, поскольку они были производными от воли хозяина, иными словами, действиями родственника. Он должен был во что бы то ни стало защищать гостя, поскольку несчастье, случившееся с гостем, могло привести к гибели всего клана.

То, что мы называем формой, было самой реальностью. Взаимоотношения древних людей не были формальными; они жили так, словно медленно передавали по кругу рога, наполненные пивом, и во время дружеских пиров делились друг с другом своим умом. Они обменивались мыслями с помощью чаши точно так же, как крылатыми мыслями в своих словах; они пробовали на вкус честь и воспоминания дома, в котором им подносили еду, и одновременно радовали свои глаза, осматривая фамильное и трофейное оружие и доспехи в зале, и вдыхали воздух клана в свои легкие. Незабываемы были моменты, когда они брали в руки оружие, протянутое им человеком несгибаемой воли, и слышали его слова: «Эту кольчугу Херогар носил всю свою долгую жизнь», «Этот меч принадлежал моему деду Ёкулю, а до него – людям из древнего клана Ватнсдаля; он всегда приносил им победу». Чувство обладания ценной вещью, в которой заключена сама судьба – прошлая, настоящая и будущая, – было совершенно неповторимым, и этот подарок не только будоражил душу того, кому он был предназначен, но и вдохновлял его на сочинение драпы – хвалебной песни, посвященной дарителю.