Одно из ритуальных имен Одина – Триди («Третий»), именно он был главным действующим лицом триады: «Он [Ганглери] увидел три престола, один другого выше. И сидят на них три мужа. Тогда он спросил, как зовут этих знатных мужей. И приведший его отвечает, что на самом низком из престолов сидит конунг, а имя ему – Высокий. На среднем троне сидит Равновысокий, а на самом высоком – Третий» («Видение Гюльви»); второй, именуемый Твегги, вероятно, был богом, который действует только в сотрудничестве с другими.

В своих кеннингах «Хвалебная песнь Тору» и «Хаустлёнг» возвращаются к актуальности драматической ситуации, их метафоры не только не являются простыми поэтическими названиями, но используются для придания реалистичности, в которых описаны совместные подвиги богов. Локи и Один – «друзья Хёнира», поскольку Хёнир – друг, а также, согласно Снорри, «сотрапезник, попутчик и собеседник Одина». И нашей гипотезе вовсе не навредит, если мы допустим, что другие кеннинги, такие как, например, Локи, «сын Фарбаути», не обязаны своим появлением поэтической фантазии.

Заклание животного есть священный акт, необходимый для сохранения жизни и удачи. Для получения священной пищи необходимо было лишить жизни животное. В то же время это действие представляло опасность и было нечестивым в самой своей основе, поскольку несло гибель божьему творению. Чтобы отвратить все дурные последствия и загладить вину, входящую в этот акт, заклание жертвы ограничивалось очень жесткими ритуальными формами; более того, неосторожность и страх перед этим актом драматизировались в церемонии, которая считалась возместительной, а также оправдывающей и искупающей этот поступок. Так, например, в Африке, после убийства жертвенного быка, человек, совершивший это, подвергался символическому суду. В легендах почтение верующих находило свое выражение в словах о том, что бог испугался и прячется, как Индра, который убил Вритру, или бежит и проходит через ритуальное очищение, как Аполлон, поразивший Пифона.

Драматически жертвоприношение символизировало победу над демоном, над силами зла, поэтому обряд искупления косвенным образом был формой виры, которую люди должны были уплатить богам за убийство. Останки тела жертвы или ее кости считались священными, они становились объектом почитания и поклонения, поскольку несведенная часть жертвы была неприкосновенной. В норвежском мифе о Скади, изложенном Снорри в «Языке поэзии», имеется косвенное упоминание об обряде искупления: «Скади же, дочь великана Тьяцци, надела свой шлем и кольчугу и с оружием пошла в Асгард мстить за отца. Асы, однако, предложили ей мировую и пообещали выкуп. Первым делом пусть она выбирает себе мужа среди асов, но выбирает по ногам, ничего больше не видя. Она увидела ноги одного из них, замечательной красоты, и молвила: «Вот кого я выбираю; едва ли что некрасиво у Бальдра!» А был то Ньёрд из Ноатуна». Прежде чем стать невестой владетеля Ноатуна и заключить мировую, Скади потребовала, чтобы ее рассмешили. Тут уж постарался Доки. Описание забавы, вероятно, было позаимствовано из ритуальной игры, которая должна была вернуть людям радость после драматичной процедуры заклания жертвы, или, другими словами, продемонстрировать успех обряда искупления[139]. Это был аналог хорошо известной сцены в элевсинской драме.