— Что ж я могу вам сказать? — начинает таксист свое корявое объяснение. — Куда мне идти-то? Домой? А почему бы мне здесь, с вами, не остаться? Может быть, я вам тут и пригожусь… В качестве штатского добровольца, шофера… Я тут пока в воротах стоял, видел у вас здесь людей в штатском.
«Ты погляди-ка, черт его возьми, — думаю я, — он и штатских увидел… А откуда эти люди вообще здесь появились?»
Капитан тем временем изучает его удостоверение личности.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Брага… Георге Брага… Место жительства — Бухарест… Невоеннообязанный… Но я не виноват, это из-за легких… Я, видите ли…
Жестом руки капитан прекращает этот словесный поток:
— Так ты туберкулезник? И какого дьявола ты в самое пекло лезешь? Тебе дома, что ли, делать нечего? — Капитан еще раз всматривается в фотографию на документе, сличая ее с оригиналом, сидящим перед ним на стуле.
— Я уже здоров… Почти все нормально… — заверяет Георге Брага (Презабавная, нужно заметить, у него фамилия!). — Ну вот я и того… Согласен лезть в пекло. Прошу вас… У меня с ними свои счеты.
— С немцами? — удивляется капитан Деметриад. — Что за счеты могут быть у таксиста с немецкой армией?
Мне тоже интересно. Брага опять отирает пот со лба.
— Ну, может, и не со всей армией… но с этой… из Бухареста. Да! С этими у меня есть счеты… — Он замолкает, будто истратил до конца весь запас слов и не знает, где взять другие, ерзает на стуле, по-видимому проклиная свою немоту.
— Ну расскажи, расскажи, что у тебя за счеты в немцами из Бухареста, — пытается помочь ему капитан.
Водитель опускает глаза, хмурится, облизывает языком губы и принимается вспоминать:
— Видите ли… Два года назад взял я ночью у «Амбасадора» четырех пассажиров… немцы, офицеры. Один кое-как говорил по-румынски. Надо было отвезти их в парк «Бордей»… Знаете, где это? На берегу озера, по Северному шоссе… Ну, везу, а что делать? А когда пришло время платить, стали они куражиться на своем языке. Смеются, шуточки, видно, отпускают. И что вы думаете? Не хотят платить! Я рассвирепел… Почему не платят-то? В лесу, что ли, живем? Рявкнул я на них, один-то все же понимает. Тогда кто-то из них сжалился и знаете, что сделал? Швырнул деньги мне под ноги. Я не хотел поднимать, у меня тоже гордость есть. Тогда они вынули пистолеты… Четверо их было, господин капитан. Заставили меня встать на колени. Если бы не мать старая, больная, клянусь вам чем хотите, лучше бы они меня пристрелили… Понимаете?
Он переводит горящий ненавистью и обидой взгляд с меня на капитана, как бы спрашивая у нас ответа.