Светлый фон

Радистка сосредоточенно всматривается в боковое зеркало. Что, интересно, она может разглядеть в такой темноте? Замаскированный свет фар?

— Вернемся к делу. Если нас остановят, говорить буду я… На всякий случай: ты из сасской семьи, твои остались в Снагове, ты едешь туда, чтобы быть вместе с ними. Поняла?

Опасный характер задания, судя по всему, ее не пугает. Она спокойно ведет машину.

— Это не военная машина. Обычный автомобиль, — сообщает она. — Шофер гонит, как ненормальный.

В этот момент «бьюик» Георге Браги проносится мимо нас. Я с трудом сдерживаю радостное восклицание. Значит, ребята, оставленные капитаном Деметриадом для наблюдения, меня видели и правильно поняли мои действия.

— Куда это он так мчится? — спрашивает Грета.

— Сам не знает куда, по мосту он все равно не проедет.

После Триумфальной арки я прошу ее еще сбавить скорость, смотреть повнимательнее, что делается на левой стороне дороги, и доложить мне, если заметит передвижение частей. За правой стороной наблюдаю я. Различаю в темноте красные точки папирос. Это, конечно, наши солдаты. Стоят в траве и курят.

— Я ничего не вижу, — говорит Грета.

— Зато я вижу…

— Что делать дальше?

— Видишь еще ту машину?

— Нет!

— Сразу после ипподрома остановись там, где я скажу. Выйдем из машины вместе. Ты спрячешься где-нибудь в кустах, неподалеку от машины, чтобы не терять ее из виду. Если появится румынский патруль, замри на месте. Слышишь? Только не беги. Жди, пока я не вернусь. Поняла? Я пойду к мосту, посмотрю, что там румыны делают.

Грета вздыхает и говорит мне неожиданно смягчившимся тоном:

— Ты храбрый, Курт… Иоганн тоже был хорошим солдатом фюрера, но после Сталинграда стал просто неузнаваем.

Я делаю вид, что не расслышал ее признания.

— Грета, будь на месте, чтобы я тебя нашел… Без тебя я не смогу передать Зигфриду информацию, а она ему необходима. Если что будет не так, или ты увидишь, что я попал в руки к румынам, возвращайся домой. Как? Придумаешь сама. А Зигфриду сообщи, что я, что бы ни случилось, не предам фюрера.

Мне нравится моя тирада, она звучит вдохновенно, но пора кончать болтовню.

— Тормози, — говорю я.