— Еще на пару четвертей углубиться надо, — приказал Лука.

В этот миг опять осветило.

— Боярин, ты? — воскликнул мастер, отдавая лопату Мише Бренку.

— Аль не признал меня? А я тебя, зодчий, узнал сразу, во мраке твоя борода на темной коже передника белеется.

Лука по голосу понял: Бренко улыбается. Покачал головой.

— Негоже так–то.

— Что негоже, мастер?

— Негоже, — повторил Лука. — Я у Дмитрия Ивановича просил верных людей, но чтоб такие соколы, как Бренко, да в грязи копались…

— Чем я хуже Семки Мелика? Вон он рядом стоит, фыркает, — Бренко подтолкнул невидимого во тьме сотника. — Нынешней ночью землекопы у тебя не простые.

Лука только рукой махнул и пошел по дну рва, говоря вполголоса людям, мимо которых приходилось протискиваться:

— Еще на две четверти глубже надо. Еще на пару четвертей.

У самого берега оставалась недокопанной до воды саженная перемычка. Напор воды она держала плохо, там и тут журчали струйки. Кто–то усердно шлепал мокрой глиной, забивая щели. Лука помнил, что у самой воды он поставил Фому, рассудив, что здесь ему самый смысл стоять, — если река прорвется, то другого и зашибить может, а этому медведю что сделается? Услышав шлепанье, Лука заругался не громко, но гневно:

— Фомка, дьявол, нет, чтоб потише!

— Да это не я, — отозвался Фома приглушенным басом.

— Кто же? Ты первый стоял?

— Стоял. Оттеснили, — с явным притворством откликнулся Фома.

— Кто тебя, дьявола, мог оттеснить? — совсем рассердился Лука.

— Да князья же! — прыснул в рукав Фомка. — Я их гнал домой, нейдут.

Лука протиснулся мимо Фомы.

— Митрий Иванович, Володимир Андреевич, да нешто так делают? Да нешто место вам тут? Баловство это.