Сотник Абдулла с любопытством смотрел, как дергается, постепенно затихая, Бурхан, придавленный мертвенно–тяжелым телом Петра. Внезапно молодой тверской воин, поравнявшись с Абдуллой, взмахнул копьем. Ордынец охнул, захлебнулся. Тяжелое копье вошло ему в грудь. Он отшатнулся, но тверич рванул копье обратно, и Абдулла ничком рухнул в снег.

Молча в ужасе смотрели тверичи.

«Что с парнем будет? Князь Михайло на расправу скор».

Но князь ехал вперед, не оглядываясь. Видел ли Михайло Александрович побоище? Ехал он молча, потом неожиданно сказал:

— Лихой был раб Петр, двух ордынцев уложил!

Князь говорил громко, ясно, будто вкладывал эти слова в память всем своим людям, чтобы знали они, как при случае отвечать татарам. К воину подъехал его десятник, прошептал:

— Вытри корье, дурень. Я чаял, князь велит те голову снести.

А Михайло Александрович тем временем подхлестнул коня и, догнав Ивана Вельяминова, поехал рядом.

Иван оробел, украдкой поглядывая на князя, ждал, что он скажет, и дождался. Михайло Александрович холодно усмехнулся, разлепил плотно сжатые губы.

— Не везет тебе, горе–судия. Не сбываются твои приговоры. Сейчас не вышло по твоему слову, и раньше так же было. Помнишь, вел ты Бориску ко мне на расправу, и тож не вышло. Нет, Иван, не везет тебе…

2. СНЕГ

2. СНЕГ

Князь Михайло не зря помянул про Бориску. Сейчас, когда не только великое княжение Владимирское, но и своя вотчина — Тверской стол для него недосягаем, здесь, в зимних ордынских степях, он все чаще вспоминал о людях, которых мог считать своими сторонниками, на которых мог опереться и не оперся, кичась тем, что люди шептали о львиной свирепости княжого сердца. Вспомнил он и о Бориске. Но Бориске ныне был в дальней дали, в глухих мордовских лесах. Еще до первого похода Ольгерда на Москву повелением митрополита Алексия сослали его в отдаленный монастырь. Когда вели владычных холопов из Кремля, увидел Бориско самого владыку Алексия. Стоял митрополит на крыльце, опираясь на посох, глядел на кабальных людишек.

Дивился потом на себя Бориско, откуда смелости набрался, только рванулся он из толпы, упал на колени перед крыльцом, завопил:

— Помилуй, владыко! Помилуй! Пошто меня вкупе с кабальным народом гонят? Не должен я те ни алтына, ни денежки, ни полушки! Помилуй, возьми на службу во владычный полк, вот те хрест, буду служить верно!..

Грозным оком ожег его митрополит, потом словом добил:

— Не суйся в волки с собачьим хвостом! Выпустили тебя из подклети — радуйся! Гонят тебя ко святым инокам на исправу — иди смиренно, а меч не про таких!