Крутился рогатый шар кистеня, Васька невольно пригибался, глядел на князя исподлобья, но ни слова поперек не молвил.

«На смерть человек идет, и корить его в этот час грех…»

Народ поснимал шапки, с криком распахнул ворота.

— Слава Митрию Костянтиновичу!

Князь рванулся вперед, отроки за ним. По толпе шел говор:

— Правда, аль брешут, будто княжич Иван в Пьяне утоп?

— Правда!

— Вот, значит, и князь с горя решил в битве погибнуть.

— Смерти пошел искать.

Кто–то угрюмо заметил:

— Помереть и на стенах недолго, а толку было бы поболе.

— В писании сказано: «Не судите да не судимы будете…»

Лучше бы не слышать Ваське этих слов, увидел он такое, что стало ему не до писания. Обругался черным словом, грозя кулаком вслед князю, взвыл:

— Очи протрите, тетери! Князь Митрий на Московскую дорогу свернул. В Суждаль сбежал князь Митрий!

— В Суждаль? — люди хлынули к воротам. — В самом деле!

— Повернул!

— Бежит!

— Что ж, братцы, ноне будет?

— Ежели князь сбежал, значит, града не отстоять.

— Само собой! Ему виднее.