— Недавно.

— Отколь сам–то?

— Здешний. — Никишка отвечал с явной неохотой, но купец пристал.

— Молодой. У кого ремеслу кузнечному учился?

«Вот привязался, исподнее выворачивает, — думал Никишка. — Так я тебе и скажу, как с Фомой работал, как на Паучиху спину гнул. Хоть и дома, а помолчать лучше, как–никак, кузня стоит не за серпуховскими стенами, а на краю посада. Не ровен час, узнает Паучиха. Старуха, чтоб беглого вернуть, на любой разбой пойдет».

Видно, старик почуял тревогу Никишки и, боясь хозяина рассердить, расспросы бросил, заговорил о другом.

— Ты, Иване, покажи кузнецу Пегашкино копыто.

Пока спутник старого купца распрягал коня, Никишка проводил старика в избу, вернувшись с фонарем, кратко приказал:

— Свети. — Осматривая копыто, Никишка только головой качал: — Подкова потеряна, копыто разбито. Издалече едете?

— Из Орды, — ответил Иван, поднимая фонарь с земли. Взглянув в это мгновение на него, Никишка чуть–чуть не ляпнул:

«Ишь ты каков! Уродятся же такие — из рыжих рыжие!» — Вовремя одумался, пробормотал, косясь на красные вихры:

— Пойдем в избу.

— Я тут под возом заночую. Старик не велит добро без присмотра оставлять.

— Он тебе отец или дед?

— Нет, просто знакомец. Я у него в товарищах.

Войдя в избу, Никишка поправил лучину в светце, она вспыхнула ярче. «И этот рыжий! Такой же!» — Никишка удивленно уставился на старика.

— Ну как Пегашка?

— Повременить ковать придется.

— Что делать, что делать! Не прогонишь — поживем у тебя. Коня тоже пожалеть надобно, ибо сказано: «Блажен иже и скоты милует». А коню досталось: от Литвы до Серпухова путь немалый, ох немалый. — Разматывая онучу, старик журчал и журчал ласковой скороговоркой и вдруг спросил:

— А что, князь Владимир Андреевич ныне в Серпухове?