— А про корешки скажем: «Мамай принудил», — прошелестел чуть слышный ответ.

— Само собой принудил!

Некомат почему–то догадался, что Ванька торопливо кивает головой. Так оно и было. Когда распахнулась дверь и в темноту упал свет факелов, Некомат разглядел последний кивок Ивана, но тут же забыл о нем, уставившись на княжьих слуг, угрюмые лица которых не сулили доброго.

Иван через голову Некомата, через головы слуг смотрел на князя и бояр, но ничего, кроме трех ненавистных ему лиц, не видел.

«Вон они: князь Дмитрий, Тимофей, Бренко…» — Остальные лица сливались. Даже князь Владимир, тоже враг лютый, захвативший их в Серпухове, привезший в Москву, даже он, исчез куда–то в темноте подклети. Забыл о нем Иван. А надо было помнить. Из темноты послышался голос Владимира:

— Тащите сани, ребята, сюда тащите.

В свете факелов показался Владимир, следом за ним из какого–то дальнего закоулка подклети слуги волокли розвальни.

Иван до хруста стиснул зубы, а они все равно стучат. Застучат!

Балагуря о том, что вот, дескать, и летом саночки пригодились, слуги сорвали с Некомата рубаху, бросили старика в сани. Ременные петли перехватили ему кисти рук, ноги у щиколоток. Сразу вздулись жилы. Некомат дергался, пытался встать. Куда там! Его быстро привязали к саням, повис он распластанный, как лягушка, с растянутыми руками и ногами. Увидев подходившего с кнутом палача, завопил:

— Ой! Не надо! Не надо! Винюсь! Принудил меня поганый Мамай! Принудил!

Свистнул кнут. Некомат завыл без слов. Все смотрели, как дергается под ударами кнута его спина, и только Иван Вельяминов, забыв о Некомате, видел, холодея от страха, как с каждым свистом кнута все больше звереет лицо палача.

«Что ж будет, когда до меня очередь дойдет?»

После удара палач приговаривал:

— Кайся! Рассказывай, собака!

Некомат голосил одно и то же:

— Мамай, Мамай принудил!

Палач ударил без пощады. Брызнула кровь. Некомат взвизгнул, закричал:

— Ванька Вельяминов в Серпухове душегубство затеял! Не я! Не я! В Москве я князю повиниться хотел.

Иван отпрянул прочь, ударился затылком в осклизлую стену и, словно толкнула его стена, бросился к саням.

— Врешь, змий ползучий! Врешь! Не ты ли мне присоветовал в Тверь бежать?