Софоний откликнулся:
— Правильно!
А сам думал: «Вот я, грамотей, летописец, князя укорял, а простые люди, кто, от себя отрывая последнее, Орде дани платят, кому в битве стоять, проще меня все поняли. Народ, народ, в простоте своей ты и мудрых мудрее».
19. ЗВЕНЬЯ
19. ЗВЕНЬЯ
Осенний вечер, ранний вечер. В этот час Москву окутали серые сумерки, стихали ремесленные слободы, слышнее шелестел дождь в отяжелевших листьях. От самой слободы мастера Демьяна князь Дмитрий ехал молча, и так же молча ехали за ним спутники. Веселиться не с чего. Как ни старается Демьян, а железа добывает мало! Из других слобод такие же вести. Да еще дивятся: «Пошто столько железа?» А того невдомек, что все, какие ни есть в Москве, кузницы оружие сейчас куют. На Неглинном Верху уже из старья мечи перековывать стали.
Остановив коня у крайней избы слободы, князь приказал тиуну:
— Сходи, глянь, что лучный мастер делает.
Тиун соскочил с седла, чавкая сапогами по грязи, пошел к крыльцу. Дождь и дождь, тихий, упорный. На ветках березы, склонившейся через тын, висят прозрачные капли. Капли висят и на собольей оторочке княжеской шапки, и, когда князь нетерпеливо тряхнул головой, они брызнули в стороны.
— Заснули там, что ли?
На крыльце показался тиун, тащил он за шиворот лучного мастера, успев оторвать по целому ворот его косоворотки. Простоволосый, неподпоясанный, в серой от грязи рубахе мастер испуганно посматривал на князя. Тиун слегка толкнул его в затылок и отпустил, уверенный, что мастер упадет перед князем на колени. Лучник проворно сбежал с крыльца, влез босыми ногами в грязь, но на колени не стал, поклонился с достоинством, в пояс.
— Лодырничал? — сердито спросил князь.
— Лодырничал! — медовым голосом подтвердил тиун, а мастер выпрямил согнутую спину и сказал дерзко не дерзко, а хмуро:
— На слуг твоих, княже, у тя управы ищу. Ввалится в избу такой тиун — сразу поперек спины батогом, а другой и вдоль спины повторит, так и дерутся, а што про што — разбираться у них не заведено.
— А почему не работал?
— Ты, Митрий Иванович, сам посуди: лук луку рознь. Палку согнуть каждый сумеет, а что толку. Настоящий боевой лук — клееный. В середине дерево, снаружи сухожилия, изнутри роговые полоски. Так сделаешь — толк будет. За двести шагов доспех пробьешь. Только, вишь, заколодило, осетрового клею нет.
— Куда клей делся?
— А ты, княже, пройди по избам, глянь. По всей слободе луки ладят. Исстари заведено работать от зари до зари, а нынче при лучине работаем, таково тяжко нам достается.
— Не виляй! Почему осетрового клею не стало?