Алексей, а за ним Манук и Лука взбежали на пригорок. Так и есть! В полумиле от них виднелись строения монастыря. Высокие слепые стены, крытые черепицей, белели среди песков и были далеко заметны. Если бы путники раньше обогнули бугор, они бы их сразу увидели. Зато, кроме колокольного звона, ничто не указывало, что здесь божья обитель. Не видно было ни церкви, ни колокольни, ни даже креста. А закрытые ворота и безлюдье еще больше усиливали ощущение настороженной замкнутости ее обитателей.

— Прямо тебе фортеция! — сказал Лука не то с досадой, не то с уважением. — Ишо нас и не пустят!

В молчании они подошли к стенам. Солнце уже опустилось за холмы, ровный вечерний свет струился над равниной. Стих колокол. За массивными, сложенными из белого известняка стенами не слышалось никаких звуков, узкие деревянные ворота были заперты.

Не говоря ни слова, Алексей поднял камень, валявшийся у стены, и решительно постучал им в ворота. Некоторое время полная тишина была единственным ответом, а затем, когда помощник Кускова хотел повторить стук, внезапно из небольшого окошечка над входной аркой чей-то тихий голос спросил по-испански:

— Кто вы такие и что вам нужно, люди?

Очевидно, в окошечке уже давно наблюдали.

Эти несколько слов Алексей понял. Он поднял голову, чтобы разглядеть спрашивавшего, но отверстие находилось высоко и прорезано в толстой стене, как бойница. Снизу ничего не было видно.

— Мы русские. Друзья... — выложил он почти весь свой запас испанских слов. — Просим ночлега.

— Американо?

— Нет, сеньор.

— Инглес?

— Нет, сеньор. Русские... — Алексей больше не знал, как объяснить. — Санкт-Петербург. Ситха. Баранов...

За стеной смолкли. Как видно, соображали. Затем послышался шорох — окошечко закрылось.

— Черт!

Обескураженный Алексей повернулся к товарищам.

— Вот невидимый дьявол!

Он сорвал травинку и сердито начал жевать. Кусков говорил о том, что францисканцы всегда принимали его с почетом, звонили даже в колокола. Может быть, тут ничего о поселении и не слыхали?

— Пальнуть бы из ружьишка! — предложил Лука возмущенно. — Тут тебе прямо всякое безобразие. Ишо в колокол трезвонят! Два дня до них перлись, не пимши, не емши...

Один Манук уселся на камень и преспокойно начал переобуваться.

Алексей прошелся вдоль стены, завернул за угол. Стена была сложена из белого известняка, скрепленного глиной, сажени две в вышину, и на всем протяжении не имела ни бойниц, ни окон. Лишь в западном углу, невысоко от земли, виднелась узкая амбразура. Лоза дикого винограда укрывала ее до половины своими листьями.