Для переформатирования России он выбирал Конституцию. В те годы все царедворцы думали о конституции, о свободе крестьян размышляли помещики, а об ограничении самовластия мечтали даже высшие сановники империи. Они делились своими размышлениями с государем Павлом I, который принимал в обсуждении конституционных проектов активное участие.

Поэтому сразу после прихода к власти Александра I на него буквально обрушился вал конституционных предположений, и даже фаворит императрицы Платон Зубов решил «ознакомиться с аглицкой конституцией», и под его присмотром Державин составит свои конституционные Кортесы. Однако страшные реалии французской революции даже Екатерину Великую заставили задуматься о проблеме сословного представительства и о реальной угрозе царской власти.

Но Екатерина понимала опасность конфликта с дворянством и делала всё, чтобы они были довольны. В 1785 году она даровала «Жалованную грамоту» с 92 привилегиями для дворян.

Но ряд её приближенных хотел большего. Кочубей мечтал о свободе и равенстве без границ. Новосильцев и Строганов стремились стать царевыми негласными наставниками и незримыми соправителями. В 1801 году Строганов написал для друзей записку «О необходимости нам конституироваться», где прямо сказал: молодому императору «мешают только его неопытность и характер, мягкий и вялый… для того, чтобы иметь на него влияние, необходимо… поработить его».

Он предлагал выбор – или Конституция, пророками которой будут они, или самовластие императора при торжестве старых и опытных царедворцев. Чарторыйский колебался, он тоже хотел идти по конституционной стезе, но позже возглавил российскую внешнюю политику со своим планом:

«…Я твердо верил, что мне удастся примирить стремления, свойственные русским, с гуманными идеями, направив жажду русских к первенству и славе на служение общечеловеческому благу… Я хотел, чтобы Александр сделался верховным судьей и посредником для всех цивилизованных народов мира, чтобы он был заступником слабых и угнетаемых, стражем справедливости среди народов; чтобы, наконец, его царствование послужило началом новой эры в европейской политике, основанной на общем благе и соблюдении прав каждого. Чтобы Россия, соблазненная благородной и амбициозной ролью всеобщей „защитницы слабых“, во главе с Александром I встала „на защиту интересов Польши“».

«…Я твердо верил, что мне удастся примирить стремления, свойственные русским, с гуманными идеями, направив жажду русских к первенству и славе на служение общечеловеческому благу… Я хотел, чтобы Александр сделался верховным судьей и посредником для всех цивилизованных народов мира, чтобы он был заступником слабых и угнетаемых, стражем справедливости среди народов; чтобы, наконец, его царствование послужило началом новой эры в европейской политике, основанной на общем благе и соблюдении прав каждого. Чтобы Россия, соблазненная благородной и амбициозной ролью всеобщей „защитницы слабых“, во главе с Александром I встала „на защиту интересов Польши“».