Выслушав эту простую и угрожающую речь, столь четко сформулировавшую политические перипетии эпохи, Фауста поняла, что перед ней был человек не только выдающейся храбрости, но и чрезвычайно восприимчивого ума. Природа создает, возможно, лишь одного или двух людей, подобных Пардальяну, в течение века, словно упражняясь в совершенствовании своих творений.

Она вздохнула, подумав:

«Почему этого бедного дворянина, бездомного и бесприютного, не зовут герцогом де Гизом?..»

Посмотрев на собеседников — столь безмятежных и спокойных со стороны и прислушавшись к их взвешенным словам, никто бы не поверил, что душа женщины охвачена смятением, а мужчина может в любой момент пасть мертвым, если она подаст знак своим слугам.

— Итак, — говорил Пардальян, — зная совершенно точно, что Клеман был вооружен Гизом и вами, зная, что еще долго вы не сможете найти человека, способного так, как он, посмотреть в лицо королю и не ослепнуть при этом, способного одним движением руки изменить судьбы Франции, а также церкви, я, Пардальян, захватил этого монаха. И если вы убьете меня, он умрет, как вы могли понять по обещанию, которое только что дал мне герцог Ангулемский. Монах умирает… Генрих III предупрежден, что Гиз хочет его убить. Поход в Шартр отменяется. Шествие не состоится. Валуа сумеет защитить себя. Гиз погиб, вы — тоже. Я понятно излагаю свои мысли?

Фауста, мертвенно бледная и внешне совершенно спокойная, страдала в эти мгновения так, как не страдала никогда. Душа ее рыдала, а сердце рвалось из груди. Она ненавидела этого человека, который не боялся ее, она ненавидела его яростной человеческой ненавистью. Это она-то, желавшая возвыситься над всем человечеством!.. И Фауста была готова броситься перед ним на колени, просить пощады, признать себя побежденной, пренебречь гордостью, вновь и вновь кричать о своей любви и о том, что она всего лишь женщина!..

— Чего вы хотите? — спросила она сурово.

— Очень мало; в обмен на свободу Жака Клемана, в обмен на клятву, которую я вам даю в том, что не попытаюсь сделать ничего, чтобы противостоять его планам, я прошу у вас жизнь и свободу для двух человек. Разве это много, чтобы заплатить за смерть короля?

— Двух человек? — спросила удивленная Фауста.

— Вот мы и добрались до главного, — сказал Пардальян. — Я сейчас объяснюсь, сударыня. Я не знаю этих двух человек. Их жизнь или смерть мне безразлична, как и смерть Валуа. Но вы видели совсем недавно юношу, который готов умертвить Жака Клемана, если со мной что-либо случится. Так вот, у этого юноши есть мать, которую зовут Мари Туше. В тот день, когда мой отец должен был подвергнуться пытке, эта женщина появилась в тюрьме и спасла его… и меня вместе с ним. Сын Мари Туше дорог мне, сударыня, дорог бесконечно! И вот посмотрите, как все просто: теперь я люблю тех же людей, которых любит мой юный друг, и испытываю горячую привязанность к бедной маленькой певице, которую вы хотели сжечь живьем… Вы следите за моими рассуждениями, сударыня?