— Да. Вы только что попросили у меня Виолетту. Но я не знаю, где она.
— Я только что попросил у вас, — сказал Пардальян, — жизнь отца Виолетты и еще одного несчастного; принц Фарнезе и мэтр Клод заточены здесь в вашем дворце, и приговорены к голодной смерти. Именно этим людям я смиренно прошу вернуть свободу.
Тут Фауста сделала для себя вывод, что кто-то из ее окружения предает ее. Как иначе мог Пардальян узнать, что Клод и Фарнезе находятся в ее доме? Она не соизволила задать себе вопрос, кто же был предателем. Только нечто вроде удивления посетило эту надменную душу, закованную в латы нечеловеческой гордыни.
— Итак, — сказала она голосом, в котором звучала странная кротость, — вы пришли сюда, чтобы дать себя убить, в надежде спасти двух человек, которых вы не знаете?
— Я думаю, вы ошибаетесь, сударыня, — сказал Пардальян. — Я действительно пришел, чтобы спасти этих двух людей, но я пришел не за тем, чтобы умереть, потому что, как я уже сказал, мне совершенно необходимо еще пожить. Я лишь предложил вам сделку, предполагая, что жизнь Жака Клемана, который в моей власти, для вас более драгоценна, чем жизнь Фарнезе и Клода. Или я ошибаюсь? — добавил он с неподдельной тревогой, столь неподдельной, что она могла бы показаться притворной любому другому человеку, кроме Фаусты.
— Вы не ошиблись, — сказала она серьезно. — И в доказательство я помилую этих двух человек, приговор которым вынес, однако, суд, чьи решения обжалованию не подлежат.
Пардальян остолбенел. Он не мог поверить, что наивная хитрость, к которой он только что прибег, могла иметь столь полный успех.
Во время странной беседы, которую мы только что описали, он постоянно был начеку, напряженно прислушиваясь к звукам внутри дворца; рука его готова была выхватить шпагу.
Фауста дважды ударила по колокольчику. Вошел слуга, и в тот момент, когда он приподнял гобелен, Пардальян смог увидеть за этим гобеленом неподвижных людей со шпагами в руках.
«Это те самые двенадцать дворян, о которых шла речь», — подумал он.
— Что делают узники? — спросила Фауста.
— Принц Фарнезе сидит в кресле, а палач лежит на ковре.
«Палач!» — воскликнул про себя Пардальян.
Неясная тревога охватила его, и на лбу у него выступили капельки пота. Кто был этот палач?.. Какая таинственная связь могла существовать между ним и Виолеттой?.. Ведь этот палач был одним из узников… значит, это был тот, кого звали мэтром Клодом! Тот, кого Виолетта любила больше, чем родного отца!..
— Что они говорят? — вновь спросила Фауста.
— Они ничего не говорят. Кажется, они в беспамятстве. Однако они еще живы; грудь кардинала с усилием вздымается, и слышно прерывистое дыхание мэтра Клода…