В вопросе о браке Изольда была не столь словоохотлива. Все же ясно было, что принять предложение Жюля Ласкомба ее заставила не столько любовь, сколько нужда и необходимость. Это был скорее брак по расчету, чем романтическая любовь.

Узнала Леони кое-что и о серии несчастий, встревоживших окрестности Ренн-ле-Бен, — тех, на которые намекал мсье Бальярд и которые, без видимых причин, связывались почему-то с Домейн-де-ла-Кад. Изольда не вдавалась в подробности. Речь шла о нечестивых и безбожных обрядах, проводившихся в 1870-х годах в заброшенной часовне на территории имения.

Услышав об этом, Леони с трудом сохранила наружную невозмутимость.

Кровь отлила от ее лица и тут же прихлынула снова, когда она вспомнила слова мсье Бальярда: что аббат Соньер пытался усмирить духа места. Леони хотелось бы узнать больше, но Изольда сама знала эту историю с чужих слов, да и времени с тех пор прошло немало, поэтому она не могла или не хотела ничего добавить к сказанному.

В другой раз Изольда рассказала племяннице, что Жюля Ласкомба в городе считали отшельником. Оставшись один после смерти мачехи и отъезда сводной сестры, он не томился одиночеством. Как сказала Изольда, он не нуждался ни в каком обществе, тем более — в обществе жены. Однако жители Ренн-ле-Бен с недоверием воспринимали его статус холостяка, и Ласкомб ощущал на себе их растущую подозрительность. В городе с намеком интересовались причинами бегства его сестры. Да и в самом ли деле она уехала?

Как объяснила Изольда, пена сплетен и намеков становилась все обильнее, и Ласкомбу пришлось что-то предпринять. Летом 1885 года новый приходской священник Ренн-ле-Шато, Беранже Соньер, высказал мнение, что присутствие в Домейн-де-ла-Кад женщины могло бы успокоить соседей.

Общие знакомые в Париже представили ему Изольду. Ласкомб не скрывал, что для него вполне приемлемо — больше того, желательно, чтобы молодая жена большую часть года жила в городе за его счет и появлялась в Ренн-ле-Бен только по его просьбе. В голове Леони возник вопрос — правда, оставшийся невысказанным, — осуществились ли вообще их брачные отношения?

Это была прагматичная и неромантичная история. И хотя она ответила на большую часть вопросов, касавшихся брака Изольды с дядей, она так и не объяснила Леони, о ком с такой нежностью говорила ее тетя на той их первой совместной прогулке. Тот разговор наводил на мысль о великой страсти, прямо со страниц романа. В нем были дразнящие намеки на переживания, о которых Леони могла только мечтать.

В эти первые тихие октябрьские дни прогнозы на осенние бури не оправдывались. Солнце светило ярко, но не слишком горячо, ветерок дул, но умеренный, и ничто не нарушало спокойствия. То было приятное время, когда ничто не возмущало тихой и простой жизни, которую они вели в Домейн-де-ла-Кад.