Нет, Номбеко не знала. Но даже спросонок сообразила: что-то стряслось.
– Она что, пропала вместе с бомбой? – спросил Хольгер-2, чувствуя, как от одной этой мысли у него поднимается температура.
– Нет, любимый, от бомбы мы отделались навсегда, – отвечала Номбеко. – Сегодня – первый день нашей оставшейся жизни. Я потом объясню. Сейчас мы пообедаем, затем я наконец приму душ и переоденусь – впервые за двое суток – и начну искать Селестину. Насчет одежды, графиня, это была очень и очень правильная инициатива!
Обед был бы всем хорош, кабы Хольгер-1 не причитал то и дело о своей пропавшей подруге. Вдруг она взорвала бомбу одна, без него?
Прожевав, Номбеко заметила, что если бы Селестина и вправду сделала то, что он предположил, то Хольгер безусловно оказался бы в это вовлечен, хочется ему или нет, но ничего такого не произошло, поскольку все они еще живы и едят пасту с трюфелями. К тому же она – мучившая их двадцать лет кряду – теперь находится в другой части света.
– Селестина – в другой части света? – обомлел Хольгер-1.
– Сиди и ешь, – сказала Номбеко.
После обеда она приняла душ, облачилась в новую одежду и спустилась на ресепшен распорядиться насчет некоторых ограничений касательно дальнейших заказов графини Виртанен. Графиня, похоже, вошла во вкус новой, аристократической жизни и наверняка со временем начнет заказывать себе в номер самолеты и персональные концерты Гарри Белафонте.
На ресепшене ей бросились в глаза вечерние газеты.
Заголовок в «Экспрессен», над фотографией Селестины, гласил:
ЗАДЕРЖАНАПОЮЩАЯЖЕНЩИНА
ЗАДЕРЖАНА
ПОЮЩАЯ
ЖЕНЩИНА
«Накануне за нарушение правил дорожного движения на трассе Е4 полиция задержала женщину младшего среднего возраста. Вместо того чтобы предъявить права, женщина заявила, будто она – Эдит Пиаф, и запела
Публиковать фото полиция отказалась, а газета «Экспрессен» – нет и купила несколько превосходных кадров, сделанных частными лицами. Возможно, кто-то ее опознает? Она, по всей видимости, шведка: по свидетельству многочисленных снимавших ее свидетелей, прежде чем запеть, она оскорбляла полицейских шведскими словами.
– Боюсь, я знаю, какими именно, – пробормотала Номбеко себе под нос и, забыв оговорить ограничения для рум-сервиса, вернулась с газетой в сьют.