- Свобода от твоего бушующего сердца, Пенрод. Именно это вы и обнаружили. Мы еще сделаем из тебя Суфия.”

Пенрод взял свою ладью. “Я не уверен, что верю в Бога.”

Торговец шелком удивленно поднял брови. “Это немного грубо, мой друг, учитывая, что вы, кажется, только что с ним познакомились.- Он внимательно изучил доску. “А вот это уже довольно большая проблема, которую вы мне поставили. Дай мне сосредоточиться.”

По мере того как шли недели, Пенрод начал ощущать легкость, которой не знал раньше. Он больше не испытывал ослепительных вспышек, но этот покой начал окутывать его. Он не думал ни о чем, кроме предстоящей работы. Когда у него было свободное время, он читал книгу Руми, которую оставил ему Фарук, и наблюдал, как его товарищи ходят по колонии. Однажды днем он сидел с книгой на коленях, когда его нашел Фарук. Увидев, кто это был, Пенрод попытался встать, но Фарук отмахнулся и сел рядом с ним на песчаную землю. Они стояли в тени молодой пальмы, и редкие дуновения ветерка наполняли их густым ароматом жасмина. Это был первый раз, когда Фарук искал его общества с того самого дня, как Пенрод вышел из здания больницы.

Несколько минут они сидели молча. Некоторые дети играли в крикет, насколько позволяла их инвалидность. Раз или два они обращались к Пенроду за советом или решением. Он легонько пожал им обе руки, и они поблагодарили его, назвали “дядюшкой” и вернулись к своей игре. Фарук заметил, что он читает, и некоторое время они обсуждали некоторые учения из книги, затем Фарук пожал плечами и снова посмотрел на мальчиков, играющих в свои игры.

- Однако не вся мудрость заключена в них, Пенрод.- Он говорил по-английски, и Пенрод ответил ему на том же языке. Эти слова странно звучали на его языке; он так давно не говорил ни на одном языке, кроме арабского.

“Что вы имеете в виду?”

“Я думаю, ты знаешь притчу о талантах. Вы еще очень молоды. Может быть, придет время, когда вы покинете это место и снова воспользуетесь своими навыками в более широком мире?”

Эта мысль показалась Пенроду странной.

“Может быть, и так, но я не хочу уезжать.”