Юсси, мой Юсси… бедный мальчуган, найденный в придорожной канаве… Брошенный саамский ребенок, ставший мне сыном. Неужели дьявол свил гнездо и в твоем бедном сердце?

Я постарался припомнить все его уходы. Без единого слова исчезал и пропадал неделями, будто им управляла какая-то неведомая сила. Да, я тоже замечал, как глазеет он на женщин в церкви, – и что? Он же юноша, зов плоти в его возрасте вполне естествен. Его неуклюжесть, застенчивость – он и сам от них мучился. Я-то никогда не был стеснительным в отношениях со слабым полом, шутки с девушками и заигрывания давались мне легко. Но если желание, как у Юсси, сильно, почти непреодолимо, а он не решается сказать ни слова, то давление изнутри может нарастать и нарастать, как в плотно закрытом котле, пока пар с чудовищной силой не вырвется наружу.

И что? Неужели так просто превратить несчастного сироту в чудовище?

Я отложил лист с несколькими написанными фразами. Опустил голову на сцепленные руки, задумался, но быстро понял, что способность рационально мыслить сегодня мне изменила. Способность, которой я всегда гордился. Ком в животе никак не желал рассасываться, а голова горела, точно там притаилась паяльная лампа и пламя ее мечется от виска к виску.

Прошло немало времени. И внезапно это случилось. Словно река прорвала плотину и устремилась в мое сознание. Вся наша длинная, широкая Торнеэльвен с пенными порогами вымыла прочь всю грязь и весь мусор. Вши и гниды, вся муть и все нечистоты – всё унесла могучая благословенная река, и сознание мое превратилось в круглое водное зеркало, сверкающий рот реки, сложенный в совершенное и вечно текущее «О». Река унесла нечистоты, река принесла в мир покой – но сделала это сама, без меня.

Меня там не было. Пока все это происходило, меня там не было. Нелепость моего описания как раз и объясняется тем, что меня там не было.

И без страха, без волнения и разочарования я понял: смерть. Вот так и выглядит смерть.

62

Я поспешил на хутор, где схватили Юсси. Толпа зевак, собравшись с утра, так и не расходилась. В центре стоял хозяин хутора, в сотый раз показывая место на опушке: вот тут, вот отсюда и пришел насильник. Сам-то он с сыновьями и исправником дожидался в доме с погашенными свечами. Ждали долго, а потом дали знак Михельссону. Тот вырядился в женское платье и пошел к коровнику. И почти сразу в свете месяца заметили, как от леса отделилась фигура и, крадучись, перебежала к коровнику, – преступник-то и думать не думал! Был небось уверен, что это Мария, служанка на хуторе. Но не тут-то было! Его ждали объятия господина Михельссона! А тут и исправник подоспел, и мы все…