И он, раскланявшись, направился пешком твёрдою поступью, как будто отлично зная, куда ему идти.

Чемоданы он сдал на хранение на пристани.

«Он, очевидно, не первый раз уже в Коломбо, — соображал я, глядя ему вслед, — но какое у него может быть тут дело?»

XXXI

XXXI

В тот же день вечером мне пришли сказать, что меня спрашивает сингалезец-возница и хочет со мной поговорить.

Я догадался, что это был Джуди, хотя и удивился, не понимая, что ему вдруг понадобилось от меня. Я велел провести его к себе.

Джуди вошёл, опустив голову и скромно потупив глаза, выждал, пока удалился приведённый ко мне слуга и, убедившись, что мы остались вдвоём, заговорил таинственным шёпотом:

— Джуди пришёл предупредить господина, потому что он узнал много нового и очень дурного.

— В чём предупредить, — стал спрашивать я, — и про кого ты узнал много дурного?

— Про того господина с усами, с которым господин сошёл вчера с пристани. Господин ему друг?

— Нет, — рассмеялся я, — я не друг ему.

— Джуди так и знал! Такой человек не может быть другом господина. Он злой человек.

— Что же ты узнал о нём? Рассказывай!

— О! это большой рассказ, надо много говорить.

— Ну, садись, если хочешь, и говори много.

Я показал ему на стул, но он по-своему принял моё приглашение, опустился и сел на корточки, на пол.

Начал он очень издалека.

— Джуди теперь знает, — стал рассказывать он, — для чего его хотели задушить там, в лесу. Умные люди объяснили это Джуди.

— Кто же это?