— Ты это мать Пахомова Николая?
— Я, — ответила мать и вцепилась в край стола, онемела.
— Ну так не жди сына, — по-петушиному выкрикнул мужчина и как палкой стукнул мать по голове. С помощью Кости привел ее в чувство, стал извиняться, что надо бы осторожно как-то дать понять. Осталось в памяти сказанное: «Подбежал другой солдат, а он как на казачьей пике».
Теперь вот и Костя ушел из Фандеково. Той же дорогой, что и отец уходил на войну и брат — мимо бань, мимо бугров вдоль реки, где в сенокос мужики пьют водку, галдят и поют грустные песни, мимо мельницы Семенова. Стоит мельница, у бочага, густо заросла высокими розовыми цветами и крапивой. На бревнах, осевшая за многие годы, как пыль, почерневшая мука. Тянутся к берегу деревянные лотки — все время по ним бегут зеленые от травы потоки. За мельницей — дом-пятистенок, с коньком на трубе, с высоким забором. Вчера вечером стоял у этого забора с Марьей — дочерью мельника. Теребила в руке платок, смотрела в сторону обидчиво.
— Покидаешь, значит, — сказала, повернулась вдруг и пошла к дому…
А покинул деревню он потому, что тесная стала для него изба с низким потолком, с тусклыми окошками; в ней всегда сумрак, тяжелый воздух. Мать хоть и плакала, а не противилась решению сына.
— Может тебе лучшая доля достанется, не как отцу с братом…
Одела его «как полагается»: сапоги из кожи, брюки из синего трико, темно-синий пиджак, картуз как у зажиточного мужика. У околицы, перед тем как распрощаться, порадовалась:
— Слава богу, не стыдно будет за тебя перед людьми. Кланяйся Александре…
Александра была подруга матери, жила когда-то в Фандекове. И замуж они вышли за сельских мужиков, да чуть ли не в один день. Разошлись только пути их мужей сразу же после свадьбы. Пантелей — отец Кости остался в селе, хлебопашеством занялся, Тихон же, муж Александры Ивановны, переехал в город и поступил на службу в сыскное отделение. Года три служил, а потом застрелили его грабители.
…Жила Александра Ивановна на другом конце города, за рекой. Костя шел мимо сгоревших в белогвардейский мятеж зданий, мимо магазинов, захламленных и опустелых, мимо бараков, в которых ютились погорельцы, через площади, через трамвайные рельсы, мерцающие на солнце, как тающий воск. Остановился он лишь возле собора, окруженного высокими и толстыми стенами. По сторонам от широких каменных ступеней подымались белые колонны. В голубом небе плыли в облаках позолоченные кресты. В черных глазницах колокольни, стоявшей поодаль, метались колокола. Звон катился над городом гулкий, быстрый и тревожный.