У подъезда мы распрощались с Виктором, он не поддался на уговоры подняться и, чтобы не мешать полному воссоединению семьи, моментально ретировался восвояси.

Поднимаясь в лифте, мы молчали. Лишь перед остановкой на этаже Катюшка попросила дать ей ключи, и как только двери лифта открылись, выскочила на лестничную клетку. Мы с Таней чуть замешкались при выходе, а она открыла дверь, пропуская нас вперед, и я галантно уступил дорогу Татьяне. Катька схватила меня за куртку, подтянулась на цыпочках и шепотом спросила: — Теперь мы снова будем все вместе? Как раньше? Ведь, правда?

— Правда, вместе и всегда, — шепнул я ей и поцеловал в макушку.

Остаток дня я провел, купаясь в тепле и ласке семейного очага. Мы поужинали наскоро приготовленной, но такой знакомой, привычной и вкусной едой. Девчонки мои щебетали вокруг, пытаясь мне угодить, так что под конец я чувствовал себя чуть ли не падишахом. Но и сам я не скрывал своих чувств, постоянно заявляя, что очень счастлив и всем доволен. Вечер пролетел быстро и незаметно. Катюшка, распираемая счастьем, наконец, утомилась, и мы вдвоем уложили спать нашу милую принцессу.

На кухне, Татьяна подошла к окну и, глядя в надвигающуюся ночь, проговорила: — Какое счастье, что ты вернулся, мы места себе не находили, я боялась, что никогда больше не увижу тебя.

Я подошел к своей бывшей жене, обнял ее, осторожно развернул к себе и поцеловал.

— Давай поженимся! — прошептал я. — Прости за то, что мучил тебя столько лет, я очень люблю и тебя и Катю.

Таня уткнулась мне в плечо, я почувствовал, как рубашка промокает от слез, и услышал столь долгожданное: — Я тоже этого хочу, я тоже тебя люблю.

Время остановилось для нас, вернув давно забытые, но столь дорогие сердцу эмоции и чувства. Я страстно целовал свою жену, пытаясь насладиться упоительным чувством нежности к ней, и с каждой минутой все дальше и дальше удалялся в небытие весь пережитый мною кошмар. Мы как-то естественно переместились в спальню, и отдались нашей любви всецело, без сдержанности и стеснения. Мы утонули друг в друге, трепетно и вожделенно, словно заново открывая себя нашим чувствам, нашей страсти.

Счастливые и уставшие, лежали мы, тесно прижавшись друг к другу, и Таня, нащупав чудовищный рубец на моем боку, включила ночник и так и осталась сидеть молча, утратив дар речи.

— Тань, — нарушил я молчание, — пойдем на кухню, и я тебе все расскажу.

Мы перебрались туда, и там мне предстояло вновь и, надеюсь, в последний раз, вернуться в недавнее прошлое.

— Тань, мне очень жаль, но Жан погиб… я похоронил его в африканских джунглях…