– Вот если бы вы вели себя естественно, а не подозрительно молчали, я бы ни о чем не догадался. Это вам мой совет на будущее, – и Бохрад вновь приступил к еде.

– Эх… – вздохнул Шарух и улыбнулся. – Всем бы такого шефа, как наш! Сам себе завидую!

После его слов серьезная атмосфера мгновенно превратилась в веселую. Все дружно засмеялись.

– Вот только подхалимства я не потерплю! – строго заявил Бохрад.

– Никакого подхалимства, шеф. Чистая лесть!

Примерно через час после обеда, все сотрудники СпоВП во главе с шефом под присмотром шестерых охранников, в том числе присутствовал их главный и пятерых собак: трех доберманов и двух овчарок, направлялись к полигону. Шарух настоятельно потребовал первым испытать на себе роль куклы. И только убедившись, что все безопасно разрешил передать эстафетную палочку своему другу – Аманти. В борьбе со своей фобией Аманти продемонстрировал всем стойкость и мужество. Особенно его поведение помогло Илаис окончательно решиться на опасный эксперимент. Хотя Аманти потом как-то признался, что ему было почти нестрашно убегать от собак. Он чувствовал их настроение и при желании мог управлять ими. Но опыт ему понравился, и он даже сказал, что если ему однажды придется искать новую работу, то станет кинологом.

Единственный кто категорично отказался исполнять роль куклы, был Эрни. Ему больше нравилось наблюдать за друзьями.

– Что так и не рискнешь? – поинтересовался главный охранник, присаживаясь рядом на траву.

– Нет, я пас. У меня лучше получается без защитки.

– Ну, да… Кстати, я своих людей кое о чем поспрашивал… – охранник интригующе замолчал, пристально посмотрев на собеседника.

– О чем?

– Они не убирали из столовой цветы.

– Ах, да… – Эрни усмехнулся, отводя взгляд. – Извини, недоразумение вышло. Я с выводами поторопился.

– Значит, цветы не пропадали?

– Илаис их в свою комнату унесла.

– Ты уж в следующий раз с выводами не спеши, а то мало ли что случиться может.

– Учту.

Охранник улыбнулся и вдруг протянул Эрни руку. В ответ на его вопросительный взгляд пояснил:

– Меня зовут Гиберт.

– А меня ты знаешь…