– Внушительно, – сказал Жмуркин.

Он выглядел осунувшимся и усталым. Но с решительным настроем защитить местное население от происков уголовного элемента.

– Пойду будить остальных, – сказал Жмуркин.

– Тяжелый сегодня будет денек, – сказал я.

– Угу.

Жмуркин печально кивнул и стал стучать в сковородку.

Сегодня проснулись быстро и, не теряя времени, приступили к сборам.

Дитер и Болен достали из своих рюкзаков катушки со шнуром, уселись на продавленные ступени крыльца и с неожиданной скоростью стали плести сеть. Не рыболовную, а боевую, не знаю, как правильно она называется, такую сеть бросали на рыцарей с дубов, валили их наземь, где потом спокойно расстреливали из арбалетов, пробивали их латы клевцами и накалывали на копья. Дитер и Болен были потомственными ландскнехтами, я в этом не сомневался.

Герасимов сидел на поленнице со свежеструганой дубиной на коленях. Рядом с ним сидел Гаджиев, выстругивал дубину себе, гундел что-то заунывное, из репертуара «вчера забили мы моржа, сегодня сварим пельмени».

Лаурыч обматывал скотчем правую руку.

Пятахин отыскал где-то старую ржавую цепь и мрачно вертел ее над головой, собираясь, видимо, этой цепью сокрушать орды неприятеля.

Жохова молча стояла у колодца. Она распустила прическу, и теперь волосы немытыми прядями закрывали лицо, никакого орудия она не припасла, но и без этого выглядела угрожающе. Страшно.

Александра проверяла медицинские припасы – бинты, зеленку, йод.

Рокотова упражнялась в метании. Набрала в котелок камней и шишек и теперь швыряла их в ведро, отстоявшее метров на двадцать, кстати, весьма и весьма метко, уже половину ведра накидала.

Снежана массировала мускулатуру очнувшегося Листвянко, прорабатывала трапеции, плечи и квадрицепсы, как перед боксерским поединком. Мегакол Листвянко из рук так и не выпускал.

Я не стал брать в бой ничего, решил действовать по обстоятельствам.

Через полчаса Жмуркин собрал всех у колодца и объявил, что надо выработать стратегию удара.

– Главное нейтрализовать Пересвета, – сказал Лаурыч. – Без него урки не будут сильно сопротивляться.

– Точно, – сказал Пятахин. – Вот ты и пойдешь.

– Я не могу, у меня рука болит, – Лаурыч предъявил обмотанную скотчем руку. – Вывихнул, когда тебя лечил…