– Теперь идемте. Я готов.

И они двинулись в подземелье.

Впереди шел слуга с факелом.

Габриэль, помимо своей воли, припоминал и эти мрачные стены, и коридоры, и лестницы, которые ему довелось уже видеть, и те полузабытые ощущения, которые владели им тогда.

Они подошли к железной двери подземелья, где он некогда увидел того изнуренного, бессловесного узника. Габриэль, не колеблясь, круто остановился.

– Здесь, – выдохнул он.

Но господин де Сазерак грустно покачал головой:

– Нет, еще не здесь.

– Как – не здесь? Вы что, смеетесь надо мной, милостивый государь?

– О, что вы! – с упреком тихо возразил комендант.

Холодный пот выступил у Габриэля на лбу.

– Простите! Но как вас понимать?

– Я должен вам сообщить прискорбную весть. Вчера вечером узника из этой камеры было велено перевести этажом ниже.

– А! Но почему? – растерялся Габриэль.

– Было обусловлено, что узник за любую попытку заговорить, за малейший крик, даже за произнесенное имя препровождается в другое, более низкое подземелье.

– Мне это известно, – еле слышно прошептал Габриэль.

Де Сазерак продолжал:

– Однажды он уже осмелился нарушить приказ, и тогда-то его и препроводили в эту страшную темницу, в которой вам довелось его видеть. Мне говорили, что вас когда-то осведомили о той пытке молчанием, на которую он был осужден.

– Верно, верно, – нетерпеливо воскликнул Габриэль, – но что же дальше?

– А дальше вот что: вчера вечером незадолго до закрытия ворот явилось в Шатле одно влиятельное лицо, имени которого я не назову.