– Ура, – ответила Уба.

– Хорошее имя. Звучит приятно. – Немного отдохнув, Иза задала давно волновавший ее вопрос: – А Эйла? На Великом Сходбище не нашлось мужчины для нее?

– Тот клан, где живут родственники Зуга, не прочь ее взять. Сначала они отказались наотрез. Но после того как Эйлу признали целительницей, решили подумать. Только времени уже не оставалось, мы торопились в дорогу. Может, Эйлу они и возьмут, но не думаю, что они захотят принять Дарка.

Иза кивнула и утомленно закрыла глаза.

Эйла меж тем резала мясо, чтобы приготовить для матери бульон, то и дело нетерпеливо заглядывая в сосуд с отваром для корней. Однако снадобье все еще не приобрело нужного цвета и запаха. Дарк, жалобно хныча, подполз к Эйле, но она опять отказалась взять его на руки.

– Дай его мне, Уба, – сделал знак Креб.

Оказавшись на коленях Креба, мальчик затих, занявшись бородой старого шамана. Но скоро эта забава ему наскучила, он вырвался из рук Креба и снова двинулся к матери. Ребенок устал и проголодался, но Эйла, хлопотавшая у огня, казалось, не замечала, что он с плачем теребит ее за ногу. Креб, опираясь на посох, поднялся, потом отбросил палку и сделал Убе знак подать ему Дарка. С трудом ковыляя без своей опоры, он направился к очагу Бруда и протянул ребенка Оге.

– Мальчик голоден, а Эйле сейчас не до него – она готовит снадобья для Изы. Ты не покормишь его, Ога?

Молодая женщина кивнула, немедленно взяла ребенка на руки и дала ему грудь. Бруд злобно сверкнул глазами, но угрюмый взгляд, который метнул на него Мог-ур, заставил его сдержаться. Неизбывная ненависть Бруда к Эйле не распространялась на человека, который заботился и защищал ее сызмальства. Бруд слишком трепетал перед Мог-уром, чтобы ненавидеть его. Однако еще в детстве он обнаружил, что священный муж, всеми помыслами устремленный в мир духов, редко вмешивается в житейские дела клана. Ни разу он не отчитал Бруда, не потребовал, чтобы тот оставил Эйлу в покое. Но Бруд не имел ни малейшего желания вступать со старым шаманом в открытое столкновение.

Вернувшись к своему очагу, Креб принялся перебирать сваленные в кучу вещи в поисках сосуда с медвежьим жиром – причитавшейся их клану долей топленого сала зверя, умерщвленного во время ритуала. Уба поспешила на помощь шаману. Отыскав сосуд, Креб отправился в свое святилище. Он знал – надежды нет, и все же хотел применить все подвластные ему чары, чтобы сохранить жизнь Изы.

Отвар наконец был готов. Эйла переливала его из чашки в чашку, чтобы поскорее остудить. Она уже напоила Изу бульоном, бережно поддерживая ее голову, – точь-в-точь как поила Иза изнуренную голодом, раненую пятилетнюю девочку. Это немного оживило больную. С тех пор как Иза слегла, она почти не ела, да и раньше зачастую не прикасалась к пище, которую ей приносили. Для Изы минувшее лето оказалось долгим и тоскливым. Никого не беспокоило, поела она или нет, и она забывала о необходимости подкреплять свои силы. Старики, оставшиеся в пещере, замечали, что она тает на глазах, но не знали, как помочь ей. Когда для Дорва наступили последние дни, долг целительницы заставил Изу подняться. Но старейшина клана угас быстро, и все искусство Изы могло лишь немного облегчить его предсмертные страдания. Смерть Дорва повергла всех остальных в уныние. Каждый вспомнил о том, что недалек тот день, когда и ему придется оставить этот мир. Со времени землетрясения смерть впервые посетила их клан.