– Я хочу домой, Мегги, – сказала Сьюзи. – Я больше не могу их видеть, после того, что они натворили.

– Эх, Сьюзи, – сказала Мегги, – больше нам ничего не остается, с этим надо кончать, уж это как пить дать. Возьмем девочек и первым делом поутру смотаем удочки. Может, встретим солдат и сдадимся им.

Но мы чувствовали, что разделяем с ними и вину, и огромное разочарование; даже сдержанная сила Энтони, этого тихого советчика, и молитвы, произнесенные нами у его очага, не могли растопить лед наших сердец.

– Что это за Бог, если он позволяет такое? – спросила я молодого отшельника.

– Бог, требующий веры, – ответил он мне, – отдавший Своего единственного сына на распятие, чтобы человечество могло спастись.

– Ага, а мы с тех пор и ни хрена-то не усвоили, ничегошеньки, ведь так? – сказала Сьюзи Келли с горьким смешком. – Мы с Мегги добрые католички, брат, но такая ужасть, как эта, сильно подмывает нашу веру.

– Вот теперь начнется ваша подлинная работа с язычниками, – сказал отец Антоний. – Этим невинным душам мы должны нести слово божье.

Сейчас уже почти рассвело… некоторые женщины вернулись в свои вигвамы, другие мирно сопят со своими детьми здесь, в вигваме Антония. У меня сна ни в одном глазу, так что я сижу здесь же у огня и веду хронику этих скорбных событий. Теперь и я жду прибытия армии с надеждой, чтобы они забрали нас с собой в цивилизованный мир…

До меня все еще доносится барабанный бой и звуки танца, индейцы танцуют всю ночь… ночь, которую никто из нас никогда не забудет. Сейчас я возвращаюсь в свой вигвам…

1 марта 1876 года

1 марта 1876 года

Да, теперь действительно все кончено, все теперь в прошлом – с первыми лучами рассвета явились солдаты, словно карающая длань Господня, чтобы поразить нас… Меня ранили из ружья, и боюсь, что умру; деревня сожжена, ее жители скрылись нагими в холмах, чтобы прятаться среди скал, точно звери. Я не знаю, что случилось с большинством моих знакомых, кто-то жив, другие мертвы, а я нашла убежище в расщелине вместе с Пером-на-Макушке, Тихоней и Мартой. Мы жмемся друг к другу с нашими детьми, а внизу догорает деревня, громадный погребальный костер, в который солдаты свалили все наше хозяйство, все, что мы имели, все, чем мы владели – шкуры, меха и покрывала, еду и кухонные принадлежности, седла и оружие – и поверх всего скарба навалены тела убитых, а солдаты ходят с факелами и поджигают вигвамы, которые вспыхивают точно деревья в лесном пожаре, оружие и бочонки пороха взрываются как фейерверки… Да, все, что у нас было. Все пропало. Сбылось пророчество Идущей-Против-Ветра… Человечество обезумело, все мы – дикари… Или это наказание за шошонских детей? Не знаю, где сейчас отец Антоний, чтобы спросить его. Я должна спросить Антония… Он должен знать…