То была единственная ее молитва. Одно это слово было у нее на уме, уста ее могли произносить только одно это слово: имя того, кто мог совершить чудо, мог спасти ее.

Горничная не ошиблась: факелы мелькали, крики, казалось, приближались. Послышался ружейный выстрел, за ним тотчас началась стрельба, потом страшный шум, потом факелы погасли, крики как бы отдалились. Пошел дождь, разразилась гроза, но молодая женщина не обращала на это внимания. Она боялась не грозы…

Она не могла отвести глаз от того места, где раньше видела столько факелов, где слышала такой шум. Теперь она ничего не видела, ничего не слышала и при свете молний ей казалось, что все там опустело.

— О, — вскричала она, — у меня нет сил ждать долее! В Бордо! Везите меня в Бордо!

Вдруг послышался конский топот. Он быстро приближался.

— Наконец-то они едут! — вскричала она. — Вот они! Прощай, Франсинетта, уйди, я одна должна встретить их. Посади ее к себе на лошадь, Ломбар, и оставь в карете все, что я привезла с собой.

— Но что хотите вы делать, сударыня? — спросила испуганная горничная.

— Прощай, Франсинетта, прощай!

— Но куда вы изволите идти, сударыня? Почему мы должны проститься?

— Я иду в Бордо.

— Во имя Неба, не ходите туда, сударыня! Они убьют вас!

— Для того-то я и иду туда.

— О, сударыня!.. Ломбар, скорее сюда! Помогите мне, Ломбар, остановить ее!

— Тише. Уйди, Франсинетта. Я не забыла тебя в завещании, успокойся. Прошу тебя, уйди, я не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье. Ступай! Они уже близко… Смотри, вот они!

Действительно, показался всадник, за которым на некотором расстоянии скакал другой. Лошади тяжело дышали.

— Сестра! Сестра! — закричал тот, кто приблизился первым. — А, я приехал вовремя!

— Ковиньяк! — сказала Нанон. — Что? Условились ли вы? Ждут ли меня? Едем ли мы?

Но Ковиньяк вместо ответа соскочил с лошади. Он схватил в объятия Нанон, которая не противилась, неподвижная, как могут быть неподвижны призраки или сумасшедшие. Ковиньяк положил ее в карету, посадил к ней Франсинетту и Ломбара, запер дверцу и вскочил на лошадь.

Бедная Нанон пришла в этот момент в себя, но напрасно старалась освободиться.

— Не выпускайте ее, — кричал тем временем Ковиньяк, — ни за что в мире не выпускайте ее! Барраба, стереги другую дверцу, а тебе, кучер, если ты хоть секунду поедешь не галопом, я размозжу голову!